Пропавший
Шрифт:
Андрей помолчал. У человека горе, а он с вопросами пришел. Головой думать надо!
Полина крикнула:
– Авдотья, угощение неси!
– Не надо ничего, я сыт! – испугался Андрей. – Я собственно, зашел тебя проведать да поговорить немного.
– О чем?
– Меня князь исправником назначил.
– Знаю, сказывали люди.
– Ты мне вот что скажи: не пропадали ли в городе или в деревнях девки молодые или парубки?
Полина ответила сразу:
– Было. В соседней с городом деревне Мокшино – ее с городской стены видать – уж месяц тому племянница у знакомой
– Даже так?
– Да. И парня у нее не было. Сначала думали – с парнем убежала, но я-то знаю, не было у нее никого.
– Занятно!
– А зачем тебе?
– Потом скажу.
– Слово даешь?
– Я никогда не обманываю.
Андрей поднялся.
– Спасибо, ты мне очень помогла.
– Ты еще заходи.
В дверях Полина прильнула к нему на миг – случайно или намеренно? Покраснела, опустила глаза. А до калитки его прислуга провожала.
Андрей по незнанию местных обычаев не ведал, что к незамужней девице ходить не следовало, если отношений серьезных нет, и ежели не жених. Только кто бы ему сказал? И Полина ему не намекнула.
Похоже, он вышел на работорговцев. Людей воруют, где-то содержат. Чем и куда вывозят, он уже знает. Главарь скорее всего – бобыль, его он видел. Пока неясно, куда продают и кто невольников покупает. И второй сюжетец, коротенькая линия вырисовывается – скупка краденого. Скорее всего, в этой сети есть свой главарь, а вещи, краденые или снятые с ограбленных или убитых, продают на торгу. Дай цену пониже, и купят в момент.
И вроде бы городок тихий, князь есть, дружина. Но это днем, а ночью своя тайная жизнь идет. Днем человек рыбак, а ночью – злодей, и пойди выяви его. Работа – лишь прикрытие. Та же Савельевна: «самогоном» приторговывает по старости своей, а по сути – скупщица, только мелкая, над ней стоять кто-то должен. Вот и получается, что в городе осиное гнездо, и, скорее всего, не одно. Разворошить можно, но одному это не под силу. Коли будет суд и подозреваемые, доказательства нужны вещественные. Никто же не уполномочивал Андрея суд вершить, это прерогатива князя. Но и князь не подозревает, что в городе его по ночам творится.
Нагрянуть к Савельевне, учинить обыск? Так вещи у скупщицы долго лежать не будут, товарный вид потеряют. Раз в день, может – в два кто-то должен их забирать и уносить продавцам. Помощников ему не хватает, исполнителей. А сам да пешком не находится.
Андрей постоял, раздумывая, к Савельевне ему идти или к бобылю? А вдруг у них ничего нет? Тогда он только спугнет шайку, да и себя на посмешище выставит. И все же какой-то внутренний голос, интуиция подсказывали, что он на верном пути.
Андрей направился к бабке Савельевне. Открыв дверь в избу, он увидел, что она из большого кувшина наливает в кружку свое пойло очередному пьянице. Увидев Андрея, она охнула и выпустила кувшин из рук. Тот с грохот упал на пол и разбился. Запахло переваром.
Пьянчуга нашелся первым. Он опрокинул в рот кружку, опорожнил ее одном глотком и бочком-бочком направился к двери.
– Ах ты окаянный! – закричала на Андрея бабка. – Из-за тебя сколь добра пропало!
Андрей молча зашел за
– Я же тебя предупреждал, старая! Где самогонный аппарат?
– Ась? Ты о чем?
– Чем перевар делаешь?
Старуха отвела глаза.
Медную трубку-змеевик Андрей нашел на печи и сплющил ее одним ударом ноги.
– Ай-яй-яй! – заголосила бабка. – Как жить буду?
– Ты лучше скажи, где вещи ворованные, которые ты скупаешь?
– С чего ты взял? Напраслину возводишь!
Андрей несильно хлестнул ее плеткой. Савельевна взвизгнула.
– Нет ничего!
– Отведу тебя в поруб, сама напросилась! Там с тобой не так разговаривать будут! Не посмотрят, что баба и старая, на дыбу вздернут. Сама все расскажешь, даже то, о чем спрашивать не будут.
Савельевна неожиданно заорала благим матом:
– Ой, ратуйте, люди добрые! Ой, живота лишают, последнее добро отбирают!
Андрей перетянул ее плеткой по спине. Савельевна замолкла, но вопли ее свое дело сделали. В избу вбежали два мужика-соседа. Увидев Андрея, они замялись. Поднять руку на служилого опасно, все равно что князю нанести обиду: можно самому в порубе оказаться.
Андрей не растерялся:
– Во, видаками будете!
Мужики ринулись в дверь, столкнулись и застряли.
– Стоять! – рявкнул Андрей. – Не то плети отведаете за ослушание.
Мужики замерли, осознавая, что влипли.
– Савельевна, сама вещи краденые покажешь или мне поискать?
– Сам ищи, пес!
– Слыхали? – Это Андрей мужикам: устное оскорбление каралось вирой.
Андрей обыскал всю избу, но ничего не нашел. Тогда он полез на чердак – так просто. Во дворе стояли сараюшки, и он направился к ним. Открыв дверь одной, увидел в ней дрова для печи. Направился ко второму сарайчику и, распахнув дверь, обнаружил два лежащих на полу узла.
– Видаки, ну-ка, ко мне!
За мужиками заковыляла бабка.
– Что в узлах?
– Запамятовала я, голубчик, давно они лежат.
– Если давно, то где пыль?
Андрей вытащил из сараюшки один узел и развязал его. Там лежали мужские вещи: штаны, две рубахи, слегка поношенные сапоги и заячий кожушок.
– Мое, мое это, мужа покойного! – заголосила Савельевна, а у самой злобно сверкали глаза.
Андрей вещи понюхал. Лежалым, прелым не пахло, стало быть, вещи лежат недавно.
– И когда же муж у тебя умер?
– Годков пять тому.
– За пять лет кожушок в сарае моль уже съела бы, да и рубахи плесенью покрылись.
Мужики согласно закивали.
Андрей извлек из сарая еще один узел.
– А тут?
– Ой, не помню! Старая я, память подводит! – Но глаза у Савельевны бегали.
Андрей развязал узел. Тут были вещи – детские и женские: сарафан расшитый, кокошник, понева, рубашонки для детей лет пяти.
– Тоже скажешь – твое?
Андрей зашел в сарай и начал обыскивать его тщательно. В избе у Савельевны он денег не нашел, а должны быть. Ей пьяницы за перевар деньги приносят, а она расплачивается ими за краденые вещи. Саму обыскать?