Проповедь и преподавание по Ветхому Завету: Руководство для Церкви
Шрифт:
Гомилетическое ключевое слово
Идеальной парой для каждого вопросительного слова является то, что мы называем гомилетическим ключевым словом. Это ключевое слово имеет три основных характеристики, которые должны обязательно присутствовать: (1) это должно быть существительное, называющее что-то; (2) это должно быть абстрактное существительное; (3) это должно быть абстрактное существительное во множественном числе. Единственное существительное, которое нельзя здесь применить, — «вещь» (в смысле «что-то, нечто»), так как оно конкретно не называет то, о чём вы собираетесь говорить. Используемое нами существительное должно быть абстрактным, поскольку мы хотим определить принципы, которые будут полезными в современной жизни. И поскольку мы, как правило, имеем дело с несколькими абзацами, имя существительное должно стоять во множественном числе.
Например, если мы определили, что вопросительным словом является «почему?», то ключевым гомилетическим словом в таком случае, как правило, является слово «причины». Вопросу «когда?» соответствуют слова «время» («времена») или «ситуации». Вопросу «как?» — «способы» или «подходы».
Основные пункты отрывка
Из каждого абзаца (или его эквивалента) рождается один главный пункт или утверждение. Каждое из этих утверждений будет отвечать на вопрос посредством выбранного вами гомилетического ключевого слова. Толкователь должен сформулировать тему каждого абзаца в виде вечных и неизменных истин, которые верно передают идеи библейского автора и, вместе с тем, применимы к конкретным нуждам современного мира.
Заключительное обращение
Каждая проповедь или урок должны содержать один или два заключительных абзаца с призывом к действию, побуждение к изменениям, обращение к совести, ободрение на сегодняшний и завтрашний день или обвинение в нежелании раскаяться и изменить образ жизни. Мы должны задать следующий вопрос: «К чему призывает нас Бог в данном тексте: что мы должны сделать, сказать или в чём мы должны покаяться?»
Как посланники Христа мы умоляем людей примириться с Богом. Львиную долю нашей подготовки мы должны уделять молитвенному размышлению над текстом для того, чтобы призыв к тому или иному действию был основан на тексте. Слишком часто в евангельских церквях проповедники и преподаватели ставят перед аудиторией только когнитивные цели. Мы призываем людей верить, помнить или вспомнить — всё это касается познания. Но мы весьма редко задумываемся о конкретных действиях, к которым текст призывает всех, кто слышит его. До тех пор, пока Божье Слово не получило отклика, проповедник или учитель не достиг нужного результата. Пусть наш Господь поможет нам помочь друг другу быть более эффективными, к славе и чести Его Святого Имени.
Приложение Б
Цельность Библии в век богословского плюрализма [118]
На мой взгляд, самым драматическим событием 20 века была публикация в Суани Ревыо статьи У. К. Уимсатта и Монро Бэрдсли «Заблуждение относительно значения» (1946 г.). [119] Эхо этого взрыва было слышно в литературном мире в течение всего столетия. Большинство острожных предположений этого дуэта к настоящему времени затерялось среди популярных версий их работы, которые утверждают нечто подобное: что бы автор ни имел в виду и ни намеревался сказать через написанный им (ею) текст, это не имеет никакого отношения к тому значению, которое мы находим в тексте! Исходя из этого, читатель становится одним из творцов значения текста.
118
Перепечатано с изменениями из Evangelical Journal 18(2000): 19–28. Иен. с разрешения)
119
W. К. Wimstatt and Monroe Breadsley, “The Intentional Fallacy,” Swanee Review 54 (1946) перепечатана в William К. Wimstatt Jr., The Verbal Icon: Studies in the Meaning of Poetry (New York: Farrar, Straus, 1958), 3-18.
Этот потрясающий тезис изменил правила коммуникации и интерпретации. Он указал направление для постмодернизма с сопутствующими ему методологиями, с освобождением литературного произведения от утверждений и мнения автора и заменой его множеством значений, которые были вложены в текст каждым отдельным читателем! Это стало сутью вопроса о целостности, так как сейчас 21 век изо всех сил старается понять, имеет ли слово целостность хоть какое-нибудь значение для нас.
Постмодернисты часто говорят нам, что ошибкой предыдущих поколений было «заблуждение относительно значения», то есть ошибочная зависимость от того значения, которое автор вкладывал в свои слова, как подлинного источника значения текста. Наоборот, самонадеянно заявляли представители Новой критики, значение нужно искать в читателе или как минимум где-нибудь в слиянии горизонтов автора и читателя, что пытался доказать Ганс-Георг Гадамер в 1960 году.
Книга Гадамера «Истина и метод» [120] объясняет тезис, изложенный в её названии, а именно: истины не может быть там, где читатель пытается вернуться к значению, вложенному в текст автором. Это невозможно, потому что каждый толкователь имеет новое и совершенно иное понимание текста, связанное с его личными обстоятельствами и историческим моментом. Следовательно, мы не можем избежать предвзятости, так как каждый из нас привносит в текст оттенки своей способности прийти к единому значению данного текста — и, в гораздо меньшей степени, способности найти значение, вложенное в текст автором. Действительно, процесс толкования скорее способствует, чем препятствует появлению предвзятых мнений относительно текста. В любом случае, значение текста является неясным, зачем же делать вид, будто оно изначально задано и неизменно? Значение текста всегда превосходит автора, поэтому является частью процесса создания, а не воспроизведения. Лишь содержание, а не автор определяет значение текста. В заключение, утверждал Гадамер, толкование текста никогда не является исключительно результатом перспективы, с которой рассматривает текст толкователь, или только результатом первоначальной исторической ситуации, в которой создавался текст. Но это «слияние горизонтов» (нем.: Horizontvershmeltzung). Здесь две перспективы порождают третью — альтернативную и, следовательно, новое значение. Более того, прошлые значения не могут быть воспроизведены в настоящем, так как прошлое, и это было доказано, не может иметь присутствия или подлинного статуса в настоящем. Но что это, как не тонко замаскированная диалектика Гегеля, с тезисом, которому противостоит антитезис, в результате чего рождается синтез?
120
Hans-Georg Gadamer, Truth and Method: Elements of Philosophical Hermeneutics, translated and revised by Joel Weinsheimer and Donald G. Marshall (New York: Seabury, 1975; reprint, Crossroad, 1982). На русском языке: Гадамер, Ханс Георг. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988.
Если двадцатый век недостаточно пошатнулся от тезисов Уимсатта, Бэрдсли и Гадамера, прозвучавших в период между 1946 и 1960 годами, то в 1965 г. последовало продолжение от Поля Рикёра. [121] Он присоединился к нападкам на целостность любых письменных сообщений, настаивая на семантической независимости текста от намерений его автора. Текст значит то, что он говорит читателю, а не обязательно то, что имел в виду его автор. После того, как текст записан, его значение уже не определяется ни автором, ни пониманием его слов первоначальной аудиторией. Все последующие поколения читателей могут вписывать в текст свою собственную ситуацию, так как текст, в отличие от разговора, выходит за пределы первоначальных обстоятельств. Так как новые значения текста не обязательно должны полностью противоречить пониманию первоначальной аудитории, они могут быть отличными от него, могут быть богаче или гораздо беднее. В заключение Рикёр предоставляет тексту возможность открыть целый мир новых значений, поскольку значение больше напрямую не связанно с тем, что написано, и с тем, на что текст ссылается. Новое значение было освобождено от ситуационных ограничений.
121
Paul Ricoeur, Interpretation Theory: Discourse and the Surplus of Meaning (Fort Worth: Texas Christian University Press, 1976).
Среди этой всеобщей многоголосой какофонии, звучащей и по сей день, лишь два одиноких голоса осмелились противостать расправе над автором: итальянский специалист по истории права Эмилио Бетти и Е. Д. Хирш — американский профессор английского языка в Университете Вирджинии. Признавая важность работы Бетти [122] , опубликованной в Риме в 1955, Хирш в 1967 написал свою работу, [123] в которой он исследовал вопрос о том, как мы можем проверить достоверность значения, которое приписываем тексту. Его ответ на этот вопрос был отвергнут всеми, в том числе даже некоторыми евангельскими христианами. Он осмелился утверждать, что буквальное значение — это то, что автор желает передать при помощи особого порядка слов. Более того, продолжает он, единственным настоящим различительным критерием, помогающим отличить истинное и правомерное толкование от ложного и неправомерного, являются авторские утверждения или его истинные намерения. Таким образом, значение указано в тексте; а значимость, с другой стороны, указывает на взаимоотношения между значением и человеком, концепцией, ситуацией и тому подобным. Значение текста задано и неизменно, но значимость может меняться и меняется.
122
E. D. Hirsch Jr., Validity in Interpretation (New Heaven: Yale University Press, 1967).
123
Самой доступной работой Бетти является Emilio Betti, Die Hermeneutik als allgemeine Methodik der Geisteswissenschaften (Tubingen:‘Mohr, 1962), переведена и перепечатана в Richard Е. Palmer, Hermeneutics: Interpretation Theory in Schleiermacher, Dilthey, Heidegger and Gadamer (Evanston, 111.: Northwestern University Press, 1955), 92.
Полярные точки зрения на текст, предложенные теми, о которых мы говорили выше, продолжают доминировать в 21 веке. Именно этот вопрос больше, чем какой-либо другой, привёл нас к кризису целостного подхода к литературе.
Современный отказ признавать за автором право определять значение текста радикально повлиял на содержание учебников по библейскому и литературному толкованию, вышедших за последние 40 лет. В законной попытке избежать вызывающего скуку, монотонного и сухого пересказа библейской информации, в которой исторический контекст «тогда», относящийся ко времени до Рождества Христова или к 1 веку по Р.Х., контролирует всю проповедь, многие, подобно маятнику, качнулись к другой крайности, поставив читателя владыкой над процессом определения значения. В этом раскачивании маятника слишком большой акцент сегодня делается на «сейчас», с ударением на применении и значимости текста, при этом почти не предпринимается никаких попыток понять, существует ли какая-либо связь между значимостью и применением текста и значением, которое вложил в него автор.
Но каким образом евангельский проповедник или преподаватель может попасть на удочку подобного разделения внутри Божьего Слова, подвергая, таким образом, опасности Божественный авторитет текста, предназначенного для Божьего народа? Ответ не придётся долго ждать. Для некоторых евангельских христиан этот ответ расположен в двух областях: (1) практика Кумранской общины, относящаяся приблизительно ко времени нашего Господа Иисуса, и (2) обширная и субъективная практика цитирования Ветхого Завета, утверждаемая новозаветными авторами. Аргумент, который до сих пор широко принимается евангельскими христианами, и который, я считаю, наносит вред нашему движению и, в конечном счёте, доктрине об авторитетном и непогрешимом Писании, состоит в том, что в Библии можно обнаружить дополнительное значение, которое превосходит понимание библейских авторов. Бог, будучи божественным автором Писания, мог поместить эти дополнительные значения в текст таким образом, чтобы они ускользнули от взора человеческих авторов, которые записывали эти тексты по Божьему вдохновению. Таким образом, теория двойного авторства, появившаяся в нашей среде, приписывает историческое, грамматическое, контекстуальное значение автору, а более глубокое, духовное, практическое значение, или то, что одни называют sensus plenior (лат. «полное значение»), а другие именуют мидраш или пешер, приписывает тексту.