Пророчество. Трилогия
Шрифт:
В общем, все эти дни мы занимались мелкими пакостями: отлавливали одиночных монахов высших уровней посвящения и выпытывали у них подробности предстоящего праздника… В итоге сырой, но более или менее реальный план был готов, и на рассвете в день Превозношения мы оба, переодевшись в сутаны Ордена и подпоясавшись алыми поясами – символом второй степени посвящения, – накинули на головы капюшоны и, нанеся на лоб красную точку, означающую принесенный нами Обет Великого Молчания, неторопливо направились в сторону Амфитеатра.
Пробраться внутрь особых проблем не составило: встречные патрули беспрепятственно пропустили нас на территорию сооружения, но вот внутри возникли небольшие проблемы. Молодой монах третьего уровня, подпоясанный оранжевым поясом, с поклонами проводил нас в отдельную ложу напротив ложи Императора, сообщив, что иерархов нашего уровня еще нет и в ближайшее время не предвидится: все высшие чины Ордена предпочитают собираться в ложе к самому появлению Императора,
Величественно кивнув, Наставник встал со скамьи, покрытой шкурой снежного барса, и направился за осчастливленным нашим вниманием парнем вниз по ступенькам, жестом пригласив меня следовать за ними… Впрочем, особого предложения мне не требовалось – придерживая локтями спрятанные под сутаной мечи, я, стараясь двигаться так же солидно, как и Мерион, направился в сторону входа в Палестру…
Почти через целую стражу, вдоволь налюбовавшись на бесчисленные клетки с дикими зверями, беснующимися от голода, нагулявшись по бесконечным анфиладам внутренних помещений, посетив святая святых Палестры – тренировочные площадки, где проходили подготовку ее прославленные бойцы – молодые женщины со всех уголков мира, мы наконец добрались до клетей, в которых содержались пленницы из Аниора… И здесь я чуть не потерял самообладание: в одной из тесных, пропитанных зловонием металлических клетей, рассчитанных на содержание самое большее пяти-шести человек, а вмещающих десять-двенадцать, я наконец увидел Беату! Неподвижно сидящая на полу в одном из углов клети, она явно занималась самосозерцанием – тем, над чем она смеялась все мое ученичество у Наставника, называя самообленением… Если бы не вовремя положивший мне руку на плечо Мерион, я бы наплевал на два с лишним десятка охранников, находящихся в помещении, на то, что к выходу из Амфитеатра не прорваться и вдесятером, и попытался бы умереть, но освободить Хвостика… А тут я ограничился тем, что до хруста сжал рукой спинку скамьи одного из старших надзирателей, на которую опирался до этого… То ли от этого звука, то ли почувствовав мысленный посыл Наставника, девочка открыла глаза и, наткнувшись на мой предупреждающий взгляд, удержала на губах готовый сорваться вскрик… В это время Мерион, презрительно скривившись и дернув плечом, двинулся к дверям следующей галереи и, не вписавшись в проем, мощным плечом случайно сбил с ног стоящего у дверей монаха с алебардой… Упавшее оружие зацепило стоящий невдалеке чан с кипятком, тот перевернулся и выплеснул воду на пробегающего мимо монаха… Тот от неожиданности заорал, на миг все, кто находился в помещении, посмотрели в его сторону, и один из моих метательных ножей вдруг поменял хозяина…
Неодобрительно посмотрев на не умеющего терпеть боль, а значит недостаточно усердного в ущемлении плоти монаха, я обошел его по кругу и вслед за своими спутниками выбрался в коридор…
Весь обратный путь до ложи я пытался просчитать вариант спасения сестры, при котором хоть один из нас с Учителем имел хоть немного шансов спастись, чтобы довезти Беату до Аниора, и не находил: охраны было чересчур много даже для совершенно безбашенных безумцев! В общем, с каждым шагом к своему месту мое настроение все ухудшалось и ухудшалось… Судя по всему, то же происходило и с Наставником: в его взгляде порой сквозила растерянность напополам с никогда не виданным мною бешенством…
Тем временем солнце поднялось уже довольно высоко, неумолимо приближаясь к зениту… Трибуны, уже практически заполненные беснующимся народом, то и дело взрывались ревом: на арену выбежали скоморохи, развлекающие публику перед началом основного действа… Если бы я мог забыть о цели, которая привела нас в Корф, то я бы с удовольствием наблюдал за смешными кульбитами и ужимками молодых, чуть старше меня, ребят и девчонок, черт-те что вытворяющих на посыпанной песком арене, готовящейся впитать потоки человеческой и звериной крови…
Отхлебнув довольно неплохого вина, доставленного расторопным Левором, я мрачно повторял про себя все повороты и лестницы, ведущие к клети Беаты, пересчитывал виденных стражников, прикидывал маршруты виденных патрулей и поэтому пропустил момент, когда весь Амфитеатр в едином порыве вскочил и одновременно выдохнул: на главной трибуне появился Император Ордена, наместник Создателя, Светоч Поднебесной, и т. д, и т. п…
Маленький, тщедушный человечек, чуть прихрамывающий на левую ногу, с тонкими, почти детскими предплечьями, никогда не ощущавшими тяжести меча, укутанный в переливающуюся всеми цветами радуги сутану, подпоясанную белым поясом – знаком высочайшего посвящения, – стоял на краю трибуны и высокомерно смотрел на беснующееся у его ног людское стадо… Наконец его царственная длань поднялась, и в Амфитеатре наступила мертвая тишина…
– Дети мои! – негромко произнес самодержец, и система труб и рупоров, многократно усилив его голос, донесла его до самых дальних закоулков сооружения. – Сегодня я снова собрал вас, мой народ, для того чтобы вновь провести обряд Превозношения Создателя, вдохнувшего искру разума в самое великое свое создание – ЧЕЛОВЕКА! Да, мы все не без греха, дщери мои и сыновья! Но ведь сказано: «Кто, согрешив, покается, стократ милее нам»! Поэтому я призываю вас каяться, каяться и еще раз каяться! И тогда светоч Духа озарит ваши души, и познаете вы смысл Великого Просветления и Осознания себя частицей Создателя нашего!!! Встречая утро ущемлением плоти, провожая солнышко покаянной молитвой, помните – с вами я, ваш Господин и Учитель, Наместник Создателя в миру и Орудие его мести еретикам и отступникам – Алый Топор Империи!!! И тогда каждое шевеление ваших душ будет служить величайшей цели, ради которой мы все рождены: бросить весь мир к ногам Отца нашего и всеблагого Господа, да освятится в веках имя его!!! Слава!!! Слава!!! Слава!!!
Амфитеатр взорвался!!! Зрители исступленно орали какие-то слова приветствия, каялись в своих грехах, рвали на себе одежду, плакали, смеялись: мне в какой-то момент показалось, что вся толпа здорово не в себе… Но тут пришлось упасть на колени и, кланяясь на каждый выдох, затянуть какой-то безумный гимн – славословие действующему правителю… Такое развлекалово продолжалось около половины стражи, и когда наконец завершилось, я почувствовал, что у меня от стояния коленями на каменном покрытии здорово затекли ноги… Заметив, что Император, Возносящий хвалу Создателю наравне со всеми, встал и вместе с ним с коленей начал подниматься весь народ, собравшийся на великий праздник, я пихнул заигравшегося в святость Учителя в бок и тоже поднялся с пола…
Заревели трубы, и на сцену, к превеликому удовольствию народа, выбежали первые воины: четверка ветеранов в алых, цвета артериальной крови, доспехах, вооруженные мечами и легкими щитами, и восемь новеньких, вооруженных чем попало девчушек лет семнадцати – двадцати пяти, испуганно озирающихся по сторонам и пытающихся понять, зачем их вытолкнули на этот песок и что их ждет впереди.
– Смерть – удел слабых!!! Да проложит сильный дорогу к Свету!!! – рявкнул Император… – Сегодня всего одна сильнейшая воительница Империи, женщина, благодаря силе, мужеству, уму и самоотверженности прошедшая горнило сотен боев и путь от фиолетовых лат до алых, победившая в десятках боев на арене, получит право носить доспехи белого цвета, называться Дщерью императора и нынешней ночью взойти на его ложе!!! Пусть Создатель укрепит их тела и Души!!! Пусть победит сильнейшая!!! – Из руки самодержца выпорхнул платок и медленно упал на песок арены… И в этот же момент четверка ветеранов слаженно пошла в атаку… Миг, и голова первой несчастной, еще осмысливающей слова, еще звенящие в воздухе, покатилась по земле… Еще миг, и брошенный кем-то из оклемавшихся девушек нож выбил искры из щита одной из воительниц в доспехах… А еще через пару ударов сердца на трибуне закипел нешуточный бой: видимо, монахи, подбирающие пленниц, неплохо знали свое дело, так как неопытные, в первый раз оказавшиеся в такой ситуации девчонки, ничем не связанные друг с другом, довольно быстро поняли правила игры и объединились… И вскоре избиение одиночек прекратилось… Начался тягучий позиционный поединок… И несмотря на то что ветераны, видимо, имевшие опыт таких боев, вскоре оказались перед непростой дилеммой: либо защищаться в строю и оставлять открытыми спину для не связанных условностями более многочисленных противниц, либо ввязаться в одиночные схватки, попытавшись переиграть толпу индивидуальным умением, – к стене, чтобы прикрыть спины, им отойти не дали…
Развязка оказалась быстрой и кровавой: одна из новеньких, улучив момент, метнула в строй свою алебарду. Ближайшая к ней воительница успела увернуться, но неудачно – нарвалась на меч своей же подруги. А ее соседке не повезло: лезвие алебарды глубоко вошло в ее бедро и сбило несчастную наземь… И шестеро еще стоящих на ногах девушек с дикими криками пошли в самоубийственную атаку… Замелькали клинки, по песку потекли струйки крови, и через несколько мгновений на ногах остались только двое: Алая воительница в порядком посеченном доспехе, придерживающая левой рукой запястье правой, в результате чьего-то удара оставшейся без кисти, и резкая, опьяненная боем девчушка в кольчуге на голое тело и с окованным металлом боевым шестом в руках. Без единой царапины… Не прекращая вращать посох перед собой, одна плавным, легким движением переместилась поближе к обреченно ждущей смерти противнице и, не тратя времени на обманные финты, обрушила удар шеста на не защищенную шлемом голову Алой. И умерла: метательный нож, который опытная, хоть и истекающая кровью Алая прятала между пальцев, воткнулся точно в левый глаз врага… Тяжелый, вращающийся по инерции конец посоха чуть зацепил правую ключицу Алой и перебил ее! Правая рука девушки бессильно повисла, и ее обреченный вой на миг перекрыл рев беснующихся трибун: девушка видела, как из перерубленной конечности толчками вырывается кровь, но не могла ее даже остановить!