Пророчество. Трилогия
Шрифт:
– Атас, братва! – завопил Сема. – Получилось! Сейчас тут такое начнется!
– Вода начала прибывать! – Гарик, истративший все патроны, опустил руку с зажатым в ней ножом и, еще раз оглядевшись по сторонам, довольно ухмыльнулся: – Минут через пять этих гадов смоет с тропы, еще минут через семь вода поднимется до первого уровня мавзолея, и тут Тварям придется выбирать – то ли умереть тут, то ли валить наверх, в долину!
Собственно, так оно и вышло: минут через десять, еще более уставшие от последнего, самого отчаянного натиска врага, я и Гарик, наскоро перевязав Семе колотые раны на бедре, обоих предплечьях и груди, аккуратно стащили его на смотровую площадку, к тому времени уже оставленную, видимо, не умеющим плавать врагом, и вынесли на пандус, под которым уже клокотала свивающаяся
– Я доплыву! – глядя на то, как я пытаюсь закрепить на себе еще четыре подобранных на площадке черных клинка, буркнул бледный как полотно Ремезов. – Вода мне как родной дом!
Я попытался было возразить, но он вдруг оттолкнулся рукой от настила и ухнул в воду… За ним туда же метнулся и Гарик, так что, оглянувшись вокруг еще раз, я со вздохом облегчения разогнался по эстакаде уходящего под воду мавзолея и ласточкой ушел в водоворот…
Плыть до на треть покрытого водой входа в пещеру оказалось неожиданно тяжело: нагруженный трофейными мечами, уставший как собака, в тяжелой самой по себе кольчуге, я барахтался в водоворотах, как слепой котенок, и, если бы не помощь вернувшегося за мной Гарибальди, боюсь, я бы не доплыл… А так, опираясь на его плечи, мокрый и дрожащий от холода и усталости, я кое-как выбрался на камень у входа в пещеру и, бросив прощальный взгляд на чужой, такой враждебный людям мир, вслед за идущим последним перевязанным с ног до головы Нейлоном скрылся во тьме прохода, ведущего к Вратам на Элион…
На нашей стороне шел дождь: облака, собиравшиеся над ущельем Последней Тропы все утро, наконец пролились дождем… Глядя, как смешивается низвергающаяся с небес влага со струями, вытекающими из все еще работающих Врат, я устало дотелепался до ближайшего поворота тропы и повалился на мокрые камни: хотелось краем глаза увидеть завершающий аккорд многовекового противостояния миров. Чувствуя, как суетится вокруг меня сестричка, я не находил в себе силы отвлечься от Врат: оттуда вот-вот долен был появиться Гарик с тройкой Боно… Наконец из черного провала в скале появились все четыре тени, бегом пронеслись мимо меня и, остановившись рядом со мной, замерли…
Взрыв двух МОНок и четырех РГДшек, аккуратно уложенных в найденную в пещере глубокую трещину, прозвучал неожиданно глухо. О том, что проход между мирами уничтожен, ничего не напоминало. Разве что посеченная вылетевшими из Врат каменными осколками противоположная стена ущелья да промытая водой инопланетного озера Последняя Тропа… Дождавшись, пока Лех, по приказу Мериона попытавшийся добраться до берега озера, вернется ни с чем, я откинул голову на колени сидящей за мной Беаты и провалился в черное, полное еще живых и пытающихся взобраться на мавзолей Тварей…
Я проснулся от плача. Вернее, от тихого, на грани слышимости всхлипывания… Приоткрыв глаза, я оглянулся – в полумраке наступающего вечера ущелье казалось полем битвы после боя – лежащие без движения спящие тела напоминали трупы… Вспомнив, что Приход Тьмы уже позади, я непонимающе принялся искать источник странных звуков и, приподнявшись на локте, нашел: растирая окровавленным, изорванным в хлам рукавом стекающие по лицу слезы, плакал Ургал! Удивленно проследив за направлением его взгляда, я оцепенел: метрах в десяти от меня, рядом с дремлющим Учителем лежало изрубленное до неузнаваемости тело Самира Каменного Цветка! Как я оказался рядом, я не понял, да, собственно, и не пытался понять: человек, переживший прошлый Приход, самый близкий друг и соратник Учителя, воин, сумевший сохранить и приумножить традиции Обители, лежал бездыханным у моих ног! Присев на корточки, я коснулся ладонью правой руки груди великого воина, отдавая ему честь, и, сжав до хруста зубы, посмотрел на Мериона…
Темный, мрачный взгляд исподлобья и шепот его губ слились в черную вспышку понимания.
…Уйдет во мглу тот, кто был рядом. Малой кровью последний шаг закроет Злу, падет, оплаканный Любовью…
Глава 61
Над Лысой горой стояла мертвая тишина, лишь изредка прерываемая плачем грудничков или криками расшалившейся ребятни, впрочем, быстро прерываемыми затрещинами нерасположенных к веселью матерей…
…На душе было паскудно: сидеть на краю Трубы и вглядываться в даль, зная, что где-то там, в мешанине леса и скал, Олежка бьется насмерть с какими-то жуткими Тварями, было просто невыносимо. Медин, мечущаяся от меня к небольшой выемке, ограничивающей Трубу с противоположной от меня стороны, тоже не находила себе места: в отличие от Коренева, ее супруг, Боно, был уже в том возрасте, когда каждая небольшая схватка могла оказаться последней. Кроме того, как она мне сказала, прошлый Приход Тьмы он вообще пережил с трудом – несмотря на все старания целительницы, его левая рука, почти перерубленная какой-то Тварью, так полностью и не восстановилась. Поэтому, по ее мнению, толку от него в этом походе не могло быть никакого… Леура, мать Леха и жена Ройнара, отправившая обоих мужиков на верную, по ее мнению, смерть, сидела поодаль от нас, под здоровенным кривым деревом, чем-то напоминающим наши московские тополя, и молчала. А по ее лицу непрерывно текли слезы… Ее пятилетняя дочка, устав теребить не обращающую на нее никакого внимания мать, давно спала, свернувшись калачиком рядом с ней, что-то бормоча в своем детском, счастливом и беспечном сне…
Наконец я поняла, что мое терпение вышло: сидеть и ждать у моря погоды я уже была не в состоянии! Рванув в сторону дома, я ураганом пронеслась по комнате, быстренько сорвав с себя полотняное домашнее платье и натянув джинсы; влезла в старые удобные кроссовки, подхватила один из двух Олеговых мечей с соколом на рукояти и, даже не закрыв входную дверь, вылетела на крыльцо.
– Я с тобой! – донеслось до меня из-за плетня: Вилия, жена Самира, в кольчуге, шлеме и с боевым шестом на плече, спокойно стояла возле веревки с развешанным на ней бельем и свободной левой рукой проверяла, как из поясных ножен выходят метательные ножи… – Ты же все равно не знаешь дороги к Последней Тропе, не так ли?
…В общем, в Трубу мы спускались вшестером: с нами, естественно, увязались и Леура, и Медин, и Килия, жена Ломара, и Этта, старшая сестра Ургала… Все, кроме целительницы Медин, были вооружены – мечи, шесты и лук Этты в руках этих женщин, в отличие от моих, были не просто железом, а являлись настоящим оружием – насколько я успела узнать, в деревне Лысой горы обращаться с колющережущими предметами не умел разве что Хмурый. И то только потому, что щенку всего несколько месяцев от роду…
До ущелья неслись бегом, стараясь успеть до наступающих сумерек: ночью в горах, практически без света передвигаться было опасно – подвернутые или сбитые при ходьбе ноги здесь могли оказаться цветочками, а навернуться в темноте в бездонные пропасти нам совершенно не улыбалось… На половине пути зарядил теплый летний дождь. Камни под ногами стали скользкими, и мы вынужденно понизили темп. Впрочем, бежать дальше так же быстро я, в отличие от всех остальных, смогла бы вряд ли: мои легкие уже горели, воздуха не хватало просто катастрофически, и если бы не подгоняющая меня вперед Цель, я бы давно упала на камни и зарыдала бы от бессилия и усталости…
К ущелью подошли уже в кромешной тьме. Держась одной рукой за стену, чтобы не потерять направления, другой я старалась нащупывать спину бредущей впереди Вили: женщина, годящаяся мне в матери, ломилась вперед, как «Хаммер», не обращая внимания ни на темноту, ни на дождь, ни на усталость… Никого из отряда Олега видно не было, и в какой-то момент я даже подумала, что они уже давно могли погибнуть! Сдуру чуть не ляпнув это идущей за мной целительнице, я вовремя прикусила язык – и без того перепуганная женщина могла повести себя совершенно неадекватно. Хотя что такое адекватность в этих условиях, я не отдавала себе отчета и сама…
Следующая мысль немного приглушила растекающийся по жилам страх: Тварей, в случае победы уже заполонивших бы все подступы к Последней Тропе, не было видно тоже! Довольно повернувшись к смутно видимому в темноте силуэту подруги, я вдруг оступилась на скользком камне и ухнула в оказавшуюся мне по пояс лужу. Чертыхаясь, я еле-еле выползла на вьющуюся рядом тропу и, потирая ушибленную руку, грязно выругалась по-русски…
– Ого! Неплохой загиб! – донеслось до меня из-за поворота. – Маша, это вы?