Пророк Темного мира
Шрифт:
Размышления Петра прервали две трясогузки. Примчались из духмяного травяного разлива полей и, поцвиркивая, закружились над головой Павла, закрутили хоровод, а потом уселись на плечи и замерли, точно приклеенные.
— Пашка, ты б птичек-то согнал, — испуганно попросил Петр.
— Нельзя, — убежденно ответил брат.
Так и вошли в Завалишино — Павел впереди, с трясогузками на плечах, Петр за ним, снедаемый тяжкими мыслями.
Отец Валериан был дома — для него с матушкой выстроили ладный коттеджик, по современной строительной моде облицованный сайдингом. Поповские ребятишки возились со щенком. Петр попросил вызвать батюшку, а когда тот вышел на крыльцо, в простой, мирской одежде, с недочитанной газетой в руке, поклонился.
— Вот, батюшка, брата привел. Неладное что-то с ним. Посмотрите.
Отец Валериан сощурил умные глаза, положил газету на перила, спустился с крыльца, улыбаясь.
— Здравствуй, Павел. Как поживаешь?
— Не спасете вы людей, — глядя в сторону, глухо произнес вдруг тот, и трясогузки с пронзительным писком вспорхнули, вновь закружив каруселью над стриженой головой. Дети бросили щенка, выстроились в линейку, преданными глазами глядя на чудного гостя.
— Спасем, — спокойно ответил батюшка. — Не мы — Бог. Души спасем.
— Это неправда. Правда — в природе. Она — сила. Все остальное — зло, — четко выговаривая слова, произнес Павел, и, повернув голову, посмотрел священнику в глаза.
— Гос-споди… — прошептал отец Валериан и начал часто креститься, пятясь к дому.
— Города — зло! — Голос Павла неожиданно обрел какую-то запредельную для человека силу, загремел, загрохотал над сонной летней улицей. — Техника — зло! Наука — зло! Отриньте все, идите в леса, живите, как предки жили, — только тогда спасетесь! Мрак идет на род людской. Смерть уже косу подняла! Древние силы будить нужно, только они помогут, только с ними выживут дети…
— Дети, — охнул батюшка, нетвердой рукой уцепившись за перила крыльца, испуганно оглядел двор. — Андрей, Владимир, Елена, Ольга — в дом! Быстро в дом!
— Дети умнее вас. — Павел властным жестом выкинул вперед руку. — Дети чувствуют истину! Я спасу их. Тех, кто слышит меня.
Ребятишки, дернувшиеся было исполнить приказ отца, снова застыли на месте, широко улыбаясь.
— Бес в тебе! — закричал отец Валериан, торопливо выпрастывая из ворота рубашки нательный крест. — Это бес вещает! Изыди! Во имя Господа нашего, во имя Святой Троицы! Изыди!
Петр, обмерший, едва только Павел начал говорить, почувствовал себя совсем плохо. Он разрывался между любовью к брату и желанием встать на сторону священника, принять его правоту. «Пашка и впрямь с нечистой силой снюхался. Ой, беда… Чего делать-то? Святой водой? Или в больницу?»
Собравшись с духом, он бросился к брату, попытался сгрести его в охапку, утащить с поповского двора, но Павел только качнулся влево-вправо, стряхивая с себя Петра, и вновь заголосил:
— Железный телец погубит род людской! Смерть носите вы с собой, на смерти едите, со смертью спите. Отриньте зло! Я знаю путь к спасению и поведу вас! Увидьте силу мою!
И тотчас же со всех сторон, изо всех домов и дворовых построек Завалишино пошел мощный звук — замычали коровы, завизжали свиньи, заблеяли овцы и козы, отчаянно закудахтали куры, и все это покрывал яростный собачий лай. Тучи птиц затмили солнце, под ударами копыт и рогов с треском вылетали двери сараев, как подкошенные, падали заборы, и к дому отца Валериана по проулкам, через огороды мчалось небывалое звериное войско.
Перепуганная, рыдающая матушка силой утащила детей в дом и заперла дверь. Мужа она тоже пыталась увести, но священник будто прирос к крыльцу, высоко воздев сияющий на солнце крест и выкрикивая слова молитвы:
— Господи помилуй! Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедший в мир. Пречистою Приснодевою Мариею, истинною Богородицею, на спасение всего мира. Проклят бо еси и вся неприязненная твоя дела и помышления, яже во дни, и в нощи заклинаю тебя душе нечистый, великим именем Святой Троицы, да не влагаеши рабу Божию Павлу болезней вредных, помыслов неприязненных, но отыди в места пуста и безводная, идеже человек не обитает. Бог един призирает тебя! Бог един призирает тебя!!
Павел стоял напротив и улыбался. Над его головой крутился пестрый нимб из птиц, по обе руки расселись на траве кошки, собаки, кролики, нутрии; за спиной встали нестройными рядами коровы и лошади.
— Вот — сила! — звонко сказал Павел. — Она доказывает правоту мою.
— Бра-атка… — прохрипел Петр, вдоль палисада подползая к Павлу. — Брось! Уйдем…
По улицам Завалишино уже бежали следом за ушедшим скотом перепуганные хозяйки. Женский плач и крики слышались со всех сторон. Мужики, смекнув, что дело — дрянь, похватали кто ружье, кто топор, кто вилы и тоже устремились к дому священника.
— Заклинаю тя душе нечистый и лукавый, именем единородного Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа, да не соблазниши немощию и лукавыми мечтании раба Божия Павла, да всегда ко Господу Богу молитвы чисты приносит. Твоя же лукавствия дневная и ночная, да будет с тобою. За няже ответ воздаси в день судный. Аз же ко Господу Богу моему служу денноношно, тебе упраздняшу и прогоняшу, мене же укрепляшу и вразумляшу мя, за многую его благодать и человеколюбие славлю! Славлю! — в исступлении кричал древние слова изгоняющей беса молитвы отец Валериан.
— Я все равно спасу тех, кто поверит мне, — просто сказал Павел и коротким жестом отпустил зверье. Птицы взвились в воздух и порскнули в стороны, коровы, удивленно мотая рогатыми головами, принялись щипать жухлую придорожную траву. Кошки разбежались первыми, следом понеслись собаки. Петр вцепился в рукав брата, потащил его через мычащее, блеющее стадо прочь, но тут завалишинцы догнали братьев, и на них со всех сторон посыпались удары. Попытавшись что-то объяснить разъяренным, обезумевшим людям, Петр не успел даже понять, что его никто не слушает. Получив удар обухом топора в лоб, он упал в пыль. Спустя мгновение с окровавленным лицом рядом рухнул Павел. Толпа обступила братьев, а над людскими головами рвал воздух голос отца Валериана:
— Изыди, сатана, проклят буди и вся лукавая твоя сила! Я ко благословися и прославися пречистое имя Отца, Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков! Аминь!
…Петр вернулся в Разлогово через неделю. Сломанная рука в гипсе, лицо заплыло от синяков, на голове выбрита залитая зеленкой проплешина, поблескивающая скобками. Дом встретил выбитыми окнами, сорванной с петель дверью. Забор вместе с калиткой лежал, на проломленных досках отпечатались протекторы колес большого грузовика. В комнатах царил разгром, все было вверх дном, даже железные кровати разобраны и покорежены.