Прорыв
Шрифт:
– А военная хитрость? – встрял вдруг Артем. – Или охотничьи ловушки? Это можно?
– Это можно, – Гром улыбнулся. Вышла улыбка кривой, даже страшноватой, исказил ее глубокий шрам, но в глазах у егеря не было угрозы или чего-то подобного, поэтому Артем не испугался. – В разумных пределах. Для пропитания.
Гром кивнул своим товарищам, и они двинулись в чащу. Корень вопреки шутливой договоренности пошел первым, а замкнул группу Сиплый. Было заметно, что этого егеря по-прежнему что-то беспокоит. Но поглядывал он не в заросли дикой малины, где скрылся шатун, и не в сторону опушки,
Бондарев присмотрелся к зарослям и вдруг осознал, что разделяет беспокойство егеря. Его посетило смутное, но устойчивое ощущение, что за ним и всей группой кто-то следит. Майор не считал себя мнительным или особо восприимчивым человеком, но в то же время никогда не отрицал очевидное. Любой человек способен чувствовать чужой взгляд, никаким экстрасенсом тут быть не требуется, доказанный факт. А в ситуации, когда нервы на пределе, эта способность усиливается. Майор сейчас был напряжен, ведь сопровождение егерей не гарантировало полной безопасности, плюс он имел профессиональное чутье. Вот и чувствовал слежку.
– Разойдитесь, силы черноземные, соберитесь, подлунные, солнечные и поднебесные. Проторите путь к Беловодью великому, в край лесной благодатный. К центру жизни могучему, прекрасному, справедливому, беспечальному… – негромко, но не монотонно, а нараспев, с модуляциями и почти без хрипоты пробормотал Сиплый.
Бондарев обернулся и вопросительно взглянул на егеря. Невысокий, коренастый, бородатый и косматый, в неуместной летом меховой жилетке и с допотопным дробовиком в руках, он выглядел прямо-таки сказочным персонажем, а потому заклинания в его исполнении звучали как-то особенно убедительно. Казалось, что все, им сказанное, обязательно исполнится, причем прямо сейчас. Лесной мрак разойдется, словно театральный занавес, с густых еловых лап и узловатых дубовых ветвей сорвутся и, недовольно каркая, разлетятся вороны и ведьмы на метлах, разбежится по кустам уродливое зверье, и перед людьми возникнет сверкающая тропа, в конце которой встанет волшебный город-сад, омываемый молочной рекой с кисельными берегами.
– Отгоняешь кого-то?
– Зачем «отгоняешь», – Сиплый качнул головой. – Провожаю. Всех нас провожаю. Слово – защита не хуже брони. Правильное слово в мир вплетено, его даже неразумная жить не трогает, а нежить об него спотыкается. Вот и плету вокруг пути нашего паутинку словесную, чтобы худого не случилось, а доброе с нами осталось, не разлетелось куда зря.
– Да уж, плетешь, – Бондарев усмехнулся. – До Пандемии тоже словоплетом был?
– Кем был, тем был, про то забыл, – Сиплый чуть склонил голову набок. – А тебе зачем знать, служивый?
– Чтобы понять, можно с тобой на человеческом языке говорить или нет.
– Обижаешь без причины, – в голосе у егеря не слышалось особой обиды. – Структура волновых колебаний, которые улавливает наше ухо, может быть подобрана таким образом, что они создают непрерывную многомерную сеть остаточных флуктуаций, имеющую вполне осязаемую структуру. Для большинства людей эта эфемерная сеть, как говорится, «пустой звук», но для животных, особенно для мутировавших особей, остаточные флуктуации так же реальны, как для нас ограда палисадника. Особым препятствием не являются, но обозначают территорию, занятую представителями иного вида. И занятую, что важно, по правилам, то есть гармонично с точки зрения Леса и его обитателей. Так понятнее?
– А прикидывался троллем, – Бондарев вновь усмехнулся. – Теперь все понятно. Слово в Лесу материально.
– Тролли живут в горных пещерах, – вполне серьезно сказал Сиплый и в очередной раз покосился влево, на заросли орешника. – А слово не только в Лесу материально, здесь тоже. Просто его никто не умеет щупать… – Сиплый резко сменил тон и снова заговорил нараспев: – Заплетутся ветви в косы трехрядные, овеет их ветром, омоет влагой небесной, протянутся они к стволам могучим, надежным, теплым друзей-соседей молчаливых, и откроются знания секретные, веданья потаенные, допреж лещиной укрытые!
Бондарев с интересом взглянул на орешник. Судя по тексту заклинания, заросли вот-вот должны были расступиться и показать того, кто за ними прятался. Ничего подобного не произошло, но кусты все-таки чуть шевельнулись. Вряд ли под действием «материальных слов» Сиплого, скорее прятавшийся в орешнике субъект понял, что его засекли, и сдал поглубже в чащу. То есть хоть и не от заклинаний, но все-таки эффект имелся.
– Ты тоже чувствуешь, что за нами следят? – негромко спросил Денис у Сиплого.
– У каждой твари глаз по паре, а у пауков-караульщиков мелких глаз, как горошин на тарелке, – егерь спрятал в бороде ухмылку. – Всегда кто-то следит. Но люди – редко. Нам это ни к чему, а чужие тут не ходят.
– То есть не чувствуешь?
– Отчего ж не чувствую? Есть одна чуйка. Энергия нехорошая, лживая, злобная поблизости кружит. У лесных созданий такой энергии не бывает. Хозяин, когда сердится, тяжелой энергией всех накрывает, но не злобной и не лживой. И даже волчара, самый хитрый в подлеске звереныш, такую дрянную энергию не излучает…
– Ну, то есть человеческое присутствие чувствуешь, – перебил его Бондарев. – И этот человек не вашего племени, так?
– Нашел индейцев, – Сиплый хмыкнул. – Не наш, но и не ваш. Ты вот тоже не самый чистый на энергию. Странное у тебя биополе, многослойное, как матрешкины одежки. Но грязи куда как меньше, чем у гостя одинокого, бесстрашного, хитрого… по леву руку в семидесяти шагах от нас идущего. Налегке идет, с одним только автоматом, недавно чищенным.
– Ну ты даешь, – искренне восхитился Бондарев. – Ты это все на энергетическом уровне определил?
– Это он по запаху и звуку определил, – вмешался Гром. – Легко идет спутник наш секретный, значит, без поклажи. И смазкой ружейной несет от него, а не порохом горелым. Значит, не стрелял еще сегодня. В лесу все искусственные запахи далеко разносятся, дальше, чем дым.
– Здесь же не Лес.
– В любом лесу, – уточнил егерь.
– То есть ты тоже в курсе, что за нами следят, но тебя это не беспокоит?
– А чего беспокоиться? Погонщики ваши Хозяина засекли, так что в заросли не пойдут. Вы с нами. Остается егерь одинокий, встречаются и такие. Но его опасаться не резон. Пусть идет, пока по пути.