Прощальная гастроль
Шрифт:
– Дай-ка сюда, – она взяла билеты и принялась внимательно изучать. – Тю! Так это еще и дневной спектакль! Вообще завал!
– Чем тебе не нравится дневной спектакль? Наоборот хорошо, не поздно домой вернемся.
– Да ну что ты, Сена понимаешь! Поход в театр какая-никакая, а все-таки возможность познакомиться с интересными, образованными, возможно, материально обеспеченными мужчинами, которые не только по ресторанам куролесить умеют, но и знают, что собой представляет театр и зачем там нужна сцена. Но я сильно сомневаюсь, что ниспосланный нам судьбою интеллектуальные и богатые красавцы попрутся
Господи, кому что, а Михайловне богатых театралов подавай! Ох-хо-хо, грехи мои тяжкие… вот ведь повезло с подругой.
С утра, как только завершились все мероприятия по выгулу и кормлению Лаврентия, перекусили сами и незамедлительно приступили к очень важному занятию – подбору нарядов и наведению красоты. Так как мы давненько не посещали культурных заведений и слегка успели одичать, ориентироваться нам было сложновато.
– В чем нормальные люди в театр ходят, а? – расположившись в куче вываленного из шкафа барахла, Таисия сосредоточенно в нем копалась.
– В чем-нибудь… в чем-нибудь одухотворенном, – сидя на корточках, я раскапывала кучу с другой стороны.
– Можно поконкретнее? – Тая извлекла черно-красный свитерок с кожаной аппликацией, придирчиво его осмотрела и бросила обратно в кучу.
– Ну-у-у, что-нибудь эдакое, красивое, классическое, элегантное…
– Ага, именно такое, чего у тебя отродясь не водилось. Нет, ну что у тебя за скудный и однообразный гардероб! Ну не идти же в театр в джинсах! Я не хочу, чтобы на меня там все оглядывались и тыкали пальцем!
– Таюш, – миролюбиво сказала я, ни в какую не желая ссориться, – уверена, ты преувеличиваешь важность нашего внешнего вида для остальных зрителей. Они же придут оперу слушать, а не на нас глядеть.
– Это ты так думаешь! – фыркнула Таюша. – Вдруг мы все-таки встретим там интересных мужчин? А выглядеть будем как лахудры!
Ну вот что тут поделаешь, а? Прямо руки опускаются. В общем, пока суть да дело, тряпки-шляпки-макияж, на спектакль мы благополучно опоздали.
– Ничего страшного, – гордо заявила Ливанова, величественно причаливая к входу в здание оперного театра, – поглядим со второго действия, все поймем, чай не идиотки.
Со злобными видом я волоклась следом, с моих клыков капала ядовитая слюна и с шипение прожигала асфальт – сил ругаться у меня больше не было, за каких-то пару часов я «выругала» весь месячный лимит, предназначенный дорогой подруге.
Разумеется, кроме нас в театр больше никто не входил, нормальная, психически здоровая публика давно вникала в суть спектакля. На лице у билетерши ясно прочиталось: «Вы бы еще позже приперлись!» Пришлось сделать вид, что всегда ходим исключительно ко второму акту и направиться в буфет, дожидаться антракта. К счастью, он вскоре начался и, выпив по чашке кофе, мы отправились в зал, занимать свои места в четвертом ряду.
– Нет, все-таки театр это особенное место, – с умной «репой» заявила Тая, вращая челкой по сторонам – особая атмосфера, значит, и люди тут тоже должны быть особенными…
– Двух особенных людей с бедного театра вполне достаточно!
– Тише ты, разоралась прям на весь храм искусства! Имей уважение к музам! Бескультурный ты, Сена, человек, прямо непонятно,
И я подумала, что большей подлости, чем эти билеты, Макакина не могла мне устроить.
Антракт подошел к концу, зрители возвращались и рассаживались на свои места. Погас свет, поднялся занавес, заиграла музыка, и на сцену вышел пожилой, совершенно квадратный господин с рыжей бородой из мочала и безо всяких предисловий запел жутким басом непонятно о чем.
– Кто это? – шепотом спросила меня Тая.
– Наверное, Руслан.
– Это? – искренне удивилась она. – Насколько мне известно, Руслан красивый молодой человек.
– Наверное, в опере главное не внешность, а голос.
– Очень жаль…
Квадратный Руслан пел очень долго и совершенно неразборчиво, но я все-таки уловила, что он собирается спасать Людмилу от Черномора. Закончив, герой ушел и его сменил точно такой же квадратный господин, но поменьше ростом, без бороды, но в шляпе, из-под которой в разные стороны торчали желтые соломенные волосы. Он запел немного потише, но при этом приседал от усердия. Мне он сразу же напомнил персонажа из моей любимой книжки детства «Волшебник Изумрудного города» – Страшилу. Сходство было настолько сильным, что во мне очень некстати начал образовываться смех. Такое иногда бывает, хохот вдруг распирает изнутри в самый неподходящий момент и ничего нельзя с этим поделать.
Как-то раз со мной эта беда приключилась в школе на контрольном зачете по алгебре. Из-за какого-то пустяка, сказанного соседкой по парте, у меня началась самая настоящая смеховая истерика. В аудитории царила гробовая тишина – этого преподавателя все панически боялись, – преподша смотрела на меня в упор, а я билась в конвульсиях и молила Бога только о том, чтобы громогласно не расхохотаться во все горло. Я реально едва не треснула, чуть глаза не растеряла, ей богу. Теперь, кажется, со мною начинало происходить тоже самое и опять в крайне неподходящий момент.
К счастью, вокальный номер долго не продлился, «Страшила» всем сообщил, что он тоже отправляется за Людмилой, и убрался со сцены.
– Слушай, Сена, – шепнула мне на ухо Тая, – лично я бы осталась с богатеньким Черномором, если б меня взялись окучивали такие вот соломенные квадраты. Прям позор, а не мужики.
Зря она это сказала. Достаточно было малюсенького повода, чтобы начать смеяться… ржать буквально, хуже всякой лошадюги.
Следующим номером выступала какая-то дама странной конфигурации: там, где у нее заканчивался головной убор, сразу же начинался бюст. Дама выдвинулась на середину сцены, вытянула перед собою руки и, размахивая ими в разные стороны, заголосила.
– Слушай, – прошептала Тая мне на ухо, – а это кто?
– Может Людмила? – предположила я, давясь беззвучным хохотом.
– Да? – ужаснулась подруга. – Если это она, то мы немедленно уходим! Какая же к черту Людмила без шеи? Вон, кокошник прям на бюсте!
К радости выяснилось, что это не Людмила, но легче мне все равно не стало, я уже не могла прекратить смеяться. Самое ужасное, что, глядя на меня, начала ржать и Тайка. Смех вообще штука заразительная, хуже зевоты. Умом я понимала, что мы сидим почти у самой сцены и нас, не дай господь, видят актеры, но ничего не могла поделать.