Прощание с Баклавским
Шрифт:
Катер Баклавского в несколько галсов пробрался к отдельному пустому причальчику, закрепленному за Досмотровой службой.
Одинокий офицер застыл у поручней. Долгополая морская шинель смотрелась на плотной фигуре немного кургузо. Ветер налетал порывами, и одной рукой офицер придерживал фуражку, а другой – как-то по-дамски придерживал п'oлы шинели, не давая им распахиваться. Немного комичный, но такой домашний, в доску свой Савиш. Баклавский был рад видеть своего помощника и заместителя, хотя его появление и стало сюрпризом – тот заведовал
Савиш не выглядел моложе шефа из-за ранней седины, хотя ему едва исполнилось тридцать семь. Свои внешние недостатки он умело направлял во благо и слыл одним из главных кетополийских ловеласов. Впрочем, смертоубийственный шарм и невероятно развитое умение договариваться использовалось им не только в амурных делах, и Баклавский часто засылал помощника туда, где сам не смог проломиться напрямую.
Когда Баклавский поднялся на причал, Савиш уверенно взял его за локоть и потянул в сторону конторы. Заговорил быстро и негромко, чуть склоняя голову к уху старшего инспектора:
– Кажется, снова пришло письмо. Если так, то игнорировать уже нельзя. Это какая-то провокация, нам нельзя просто отмалчиваться. Ежи, давай сообщим в контрразведку…
Баклавский молча протянул руку. Савиш вложил ему в ладонь холодный латунный патрон пневмопочты класса «лично в руки». Отвинтив пробку с торца цилиндра – она характерно хрустнула, подтверждая, что патрон еще не был распечатан, – Баклавский взглянул на номер отправителя. Судя по первым двум цифрам, письмо отправили откуда-то с восточных окраин.
– Как на пристанях?
– Без эксцессов, – сказал Савиш. – Галлийский шелк, кельнская вода – ничего сверхъестественного. «Клео», мне кажется, уже почти разгрузилась.
– А мы накрыли бобы, – не без гордости сообщил Баклавский.
– Ух ты! Много?
– Пару тонн.
Савиш присвистнул. Баклавский выудил пальцем из цилиндра свернутое в трубочку письмо – стандартный узкий и длинный листок формата «пневма». Развернул тонкую хрустящую бумагу.
Дорогой Ежи,
лес ощетинился ветками. Патройские смертники лишь длят агонию. Очищение застанет нас на руинах Хрустальной башни. Ты справился с Сиамом – подчинишь и моих новых друзей. В мире было бы грустно без тебя.
Искренне и отчаянно,
Баклавский поймал заинтересованный взгляд помощника.
– Чуть позже, – сказал он Савишу и сунул письмо в карман, видя, что от дверей конторы к ним спешит незнакомый смуглый офицер в мышино-сером мундире.
– Господин инспектор, – издалека загнусавил таможенник.
– Старший инспектор, – поправил его Баклавский. – Слушаю вас, господин майор. И давайте без чинов, не на плацу. – Протянул руку. – Баклавский.
– Ривейра. Я по поводу любековских контейнеров. Можете, как сосед соседу, объяснить, что происходит?
Савиш изменился в лице и тихо отдрейфовал в сторону.
– А что-то происходит? – уточнил Баклавский. –
– Все обеспокоены, – сказал таможенник. – В Ганайских копях взрывом метана искорежило несколько жужелиц, добыча угля почти остановлена. Техника нужна как воздух, а вы тормозите отправку. Груз срочный, идет под пломбой Канцлера. Зачем устраивать волокиту?
– Думаете, Канцлер лично пломбировал ящики? – улыбаясь, спросил Баклавский. Он всегда улыбался, когда злился, а сейчас был просто взбешен.
Никаких разумных доводов задерживать двенадцать тяжелых морских контейнеров, принадлежащих главному торговому дому города, у него не было. Только чутье, знаменитое лисье чутье, сделавшее его начальником Досмотровой службы. С грузом что-то не так, но из-за пломб Одноногого контейнеры нельзя вскрыть. Из допустимых трех суток на проверку уже шли последние, а ответа из Дворца так и не было. Ни положительного, ни отрицательного – никакого.
Все это типично, так типично для Его Величества, думал Баклавский. Немудрено, что практик и прагматик Канцлер давным-давно подмял под себя всю власть – государство не терпит пустоты, а королю откровенно плевать на собственные обязанности. Скорее всего, он даже не подозревает, что они у него есть.
– Не надо шутить, Баклавский… – Выскочка из центральной таможни сразу включил увещевающие интонации, так разговаривают с непослушными детьми и капризными больными. – Разрешения на досмотр у вас нет и не будет. Любековский сухогруз под парами, так зачем ссориться со всеми? Соблюсти букву?
Интересно, подумал Баклавский, а когда мою службу вольют в таможенное управление, мне с этой крысой еще и работать придется вместе? Увольте! Все катится киту под хвост…
– А вот еще занимательный вопрос, – сказал он. – Горное, как вы мне напомнили, оборудование следует из Кетополиса в Ганайские копи. Чисто внутренняя перевозка. Так кто же вас, любезный Ривейра, уполномочил просить досмотровиков за этот груз? Может быть, мне побеседовать сразу с этим человеком?
– Баклавский… Мы же делаем общее дело. Сейчас непростое время, там бирманцы, тут сумасшедший генерал, в городе неспокойно… И если уж на этих чертовых ящиках оказались пломбы самого Канцлера…
– Милейший Ривейра! – Баклавскому в чем-то было жаль незадачливого служаку. Неужели не могли кого-нибудь поиезуитистей прислать? – Не знаю, кому сейчас присягают в вашем ведомстве. Но я руковожу Досмотровой службой Его Величества и ответ за свои решения держу во Дворце. Передайте, пожалуйста, тому, кто послал вас ко мне, следующее. Будь у меня на каплю больше уверенности в том, что эти контейнеры надо открыть, я уже трижды наплевал бы на все пломбы. Если там внутри не совсем то, что написано в накладной, у Любеков будут серьезные проблемы.