Прощание с иллюзиями. «Поедемте в Англию»
Шрифт:
Господин Сурков когда-то придумал интересный термин – «управляемая демократия» (который потом заменил не менее замечательным – «суверенная демократия»). Свобода слова в России нынешнего дня, свобода печати совершенно управл яемы.
Есть и примеры того, что можно принять за подлинно свободные СМИ, – но это будет заблуждением. Я имею в виду радиостанцию «Эхо Москвы». Работающие там журналисты гордятся – а то и кичатся – своей свободой, при этом закрывая глаза на то, что выполняют политическую функцию, а именно являются своего рода «потемкинской деревней» свободы печати в России. «Эхо Москвы» – акционерная компания, 35 % акций принадлежат журналистам станции (главным образом главному редактору А. А. Венедиктову), 65 % – компании «Газпром Медиа», которая, в свою очередь, целиком принадлежит Газпрому,
Я как телевизионный журналист принципиально не возражаю против государственного финансирования и контроля – при условии, что нет государственной монополии. Другими словами, помимо государственного телевидения должно существовать иное телевидение, в идеале контролируемое общественностью. Технически сделать это довольно просто: через спутник связи посылается закодированный сигнал, который примет любой телевизор, если он снабжен декодером, – его можно арендовать, скажем, за пятьдесят рублей в год. Если зрителю нравится ваше вещание, он возобновит свою подписку на будущий год. Если же нет – что ж, вы погорели. Нельзя сказать, что такая система гарантирует появление высококачественного, честного телевидения. Желание удержать зрителей и привлечь новых может привести к такому же положению, какое мы видим на коммерческом ТВ. Речь идет об установлении очень тонких отношений между требованиями аудитории и ответственным руководством, принимающим ответственные решения. Волей-неволей возникает вопрос о том, кто, собственно, принимает решения. Единственно правильного ответа не существует, но я убежден: реально создать приемлемые взаимоотношения между зрителем, телевизионным руководством и журналистами.
На самом деле необходимо создание в России общественного телевидения и радио, то есть такого телевидения и радио, которое: а) не зависит от рекламы, не являясь коммерческим, и б) не зависит от власти. Такое ТВ и такое радио существуют сегодня в сорока девяти странах.
В июне 2004 года, вскоре после закрытия программы «Намедни» и увольнения с НТВ ее автора Леонида Геннадьевича Парфенова, я обратился к президенту Путину с просьбой об аудиенции. У меня были две цели: попытаться вернуть Парфенова в эфир и получить поддержку в отношении создания в России общественного телевидения. Приняли меня на удивление быстро. Встреча состоялась в Кремле, в кабинете Путина, который встретил меня без пиджака и галстука. Президент произвел на меня сильное впечатление: он чрезвычайно внимательно слушал, очень быстро вычислил мою «волну», реагировал на мои слова мгновенно, был остроумен и обаятелен. Когда я спросил, не будет ли он возражать, если мы вместе с Парфеновым сделаем программу на Первом канале, он ответил, что Парфенов, конечно, наломал дров, но он не возражает – чему я очень обрадовался, но как выяснилось, преждевременно. Как мне рассказывали, буквально через два дня после моего визита к Путину пришел господин Добродеев, возглавлявший ВГТРК. Он привел с собой будущего генерального директора НТВ Кулистикова. Я не могу поручиться за точность, поскольку не присутствовал, но мне рассказывали, что Добродеев предложил Кулистикова на пост гендиректора НТВ, но при условии, что Парфенов либо вернется на НТВ, либо не будет работать ни на одном другом канале. Путин дал свое согласие. У меня есть основания думать, что их предупредили о моем приходе.
Разговор об общественном ТВ я могу привести почти дословно. После того как я изложил свои соображения, состоялся следующий диалог: Путин: Почему вы считаете, что у власти не должно быть своего телевизионного канала? У всех могут быть, а у власти нет? Познер: Власть может использовать телевидение для разъяснения и продвижения своей политики, когда ее представители выступают в разных программах. И это вызывает гораздо больше доверия, чем когда знаешь, что сам канал управляется властью.
Путин: Не согласен. Во Франции, например, у власти есть свой канал, и все хорошо.
Познер: Но есть и общественное ТВ.
Путин: Я не против, но кто будет платить за него? Например, в Англии платят за BBC, и платят немало. У нас народ не может платить.
Познер: Есть разные способы. Вы знаете, что такое CBC?
Путин: Нет.
Познер: Это «Канадская вещательная корпорация», канадский аналог BBC. Этот канал получает финансирование из бюджета страны, причем закон оговаривает, что выделенный на него процент не может быть сокращен. Кроме того, закон запрещает власти вмешиваться в вещательную политику CBC.
Путин: Владимир Владимирович, раз деньги идут из бюджета, значит власть контролирует этот канал. Ведь кто платит, тот заказывает музыку.
Познер: Совершенно не обязательно.
Путин: Вы хороший человек, но очень наивный…
Мы не договорились. До сих пор никакого реального движения в сторону создания общественного телевидения нет, хотя в принципе достаточно было бы политической воли, чтобы превратить в него ВГТРК.
Еще раз вместе с М. С. Горбачевым мы обратились к президенту Путину с просьбой рассмотреть вопрос о создании общественного ТВ. Получили в ответ совершенно пустое письмо за подписью руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям М.В. Сеславинского. Смысл письма сводился к тому, что еще не время…
Фотография с суперобложки этой книги, вышедшей в Америке. 1990 г.
Сейчас восемьдесят процентов всех СМИ либо принадлежат власти – федеральной или региональной, либо опосредованно контролируются ею. При таком положении вещей говорить о свободе печати не просто смешно, а даже оскорбительно.
Возможно, я заблуждаюсь, но мне кажется, что сегодня советские СМИ постепенно отходят от традиционных источников контроля и движутся в сторону контроля общественного. Во всяком случае, нынешний подход советских СМИ к тем или иным общественным явлениям существенно отличается от того, что происходит в Америке.
Например, о случаях этнических столкновений раньше либо вообще не сообщалось в советских СМИ, либо говорилось крайне скупо без всяких попыток анализировать их причины. Теперь советские журналисты пытаются рассмотреть причины явлений, без знания которых невозможно разобраться с проблемой. Наличие этнической розни привело к тому, что общество ста ло задаваться вопросами: почему ничего не говорили об этом в прошлом, каким образом многонациональная страна должна справляться с этим? Какой следует быть национальной политике в отношении языков, школы, образовательных программ, представительства в органах власти? Одними разговорами и дебатами проблему не решить, но без самого широкого обсуждения ее не решить тем более, а без свободных и ответственных СМИ нет настоящего обсуждения. В конечном счете любые проблемы можно одолеть только при добровольном участии просвещенного общества.
В Соединенных Штатах СМИ определяют свою роль как средства сообщения информации, а не как общественного катализатора. Вчерашняя новость – это вчерашняя новость, и точка. Избирательная кампания какого-нибудь мэра, отличавшаяся расовой напряженностью, вскоре предается забвению, но условия, породившие эту напряженность, сохран яются. Тема расовой проблемы не находит продолжения, как правило, СМИ не действуют в качестве возбудителя общественного диспута. Правительство США регулярно публикует доклады о бедности в Америке. В докладе 1988 года сообщается, что половина всех «черных» детей в стране живут ниже черты бедности. Это было сообщено в СМИ. И все. А как же общенациональные дебаты, направленные на поиск решения проблемы? А как же поиск причин этого явления? А как же рассмотрение различных подходов, которые могли бы помочь? Учитывая историческую приверженность США к определенным идеалам, среди которых – «право на жизнь, свободу и стремление к счастью», хочется спросить: разве эта проблема не ставит перед обществом фундаментальных моральных вопросов? Так почему СМИ чаще всего предпочитают пройти мимо них? Почему общество смотрит в другую сторону?