«Прощание славянки»
Шрифт:
— Ты хочешь ужинать стоя?
Я обнял ее.
— Я вообще не хочу ужинать.
Она округлила перламутровые глаза.
— О-о-о! Ты стр-рашный мужчина. Да?
— Увидишь,— я ее поцеловал.— Потом поужинаем.
Она удивленно посмотрела на меня.
— У вас это так делается? Да? Потом ужинают? Да?
Мне было не до смеху.
— Ты сюда ужинать пришла?
Она посмотрела на меня умоляюще.
— Слава, я хочу, чтобы все было очень хор-рошо. Очень кр-расиво. Да? Разве
— Хочу, — улыбнулся я. — Только у нас, наверное, разные понятия о красоте.
Она не поняла мою шутку и немножко обиделась.
— Сегодня ты все делай так, как я говор-рю. Да?
Она достала из торбочки целлофановый мешок.
— Где у тебя ванная?
В ванной она вынула из мешка халатик, махровое полотенце, мыльницу, зубную щетку в синем футляре и какие-то бутылочки и тюбики с кремами. Она основательно подготовилась к расчету. Она улыбнулась мне застенчиво.
— Иди. Да? Когда я выйду, чтобы стол был готов и свечи горели. Да?
Я все так и сделал. Правда, подсвечников у меня не было, и свечки пришлось воткнуть в две пустые бутылки из-под пива. Я еще расставлял закуски, когда она появилась на кухне в голубом халатике.
— Какой кошмар-р! — всплеснула она руками.
— В чем дело? — не понял я.
Она подошла к столу и вырвала свечки из бутылок. Сама нашла в шкафу маленькие розеточки для варенья и, подержав донышко одной свечки у другой, приклеила их к розеточкам. А бутылки убрала в угол кухни.
Я с удивлением наблюдал за ее действиями. Она села к столу и сказала довольно:
— Вот теперь хор-рошо. Да? Садись.
Я сел и спросил:
— А раньше-то почему было плохо?
Она нахмурилась.
— Раньше было очень неприлично. Да?
Я не понял, что там было неприличного, и открыл бутылку шампанского. Она подняла бокал.
— За тебя, Слава. Да?
— Подожди.
Я встал и для верности проверил защелку на дверях чулана. Она недовольно покачала головой.
— Почему ты его так боишься?
— Потому что он убийца,— ответил я мрачно.— Профессиональный убийца.
— А тебя есть за что убивать? — осторожно спросила она.
— Ему все равно. Он спецназовец, у него на плече наколка коротким мечом… Как у бандита!
Она вдруг заинтересовалась:
— С каким мечом?
Я подробно описал ей наколку: крылатую мускулистую руку в листьях лавра, сжимающую древнеримский меч.
— О-ля-ля, — пропела она задумчиво.
— Что? — не понял я.
Она мне улыбнулась ободряюще.
— Ничего. Со мной ничего не бойся. Да? — и опять подняла бокал. — За тебя. Ты мне очень помог, Слава.
Я поставил свой бокал. Из головы не выходила злая фраза Константина: «Тобой играют, как игрушкой». Я решил прежде всего расставить все точки над «и».
— Чем же я тебе помог? Можешь ты мне объяснить? Только откровенно?…
Она поставила бокал и опустила голову.
— Откр-р-ровенно? Кор-рень кр-ровь? Да?
Она подняла голову и погладила меня по щеке.
— Милый, неужели тебе мало, что мы с тобой сегодня р-разоблачили очень большую ложь? Неужели тебе этого мало? Да?…
Она назвала меня «милый» так, как у нас уже никто не называет любимых…
В дрожащем свете свечей глаза ее сияли такой мольбой, такой любовью… В них было все — и причина, и следствие… И этого мне было вполне достаточно…
Мы не успели даже по бокалу шампанского выпить. Но она уже не возражала. На руках я отнес ее на свою убитую тахту за стеллажами, застеленную ею еще с утра…
— Не ср-р-разу, милый… Не ср-р-разу, да? — шептала она, сжимая мои руки…
В висках у меня стучало, мне казалось, что я сейчас взорвусь…
И вдруг голой спиной я почувствовал, что в комнате кто-то есть. Я замер. Я слыщал тихие щаги от двери к стеллажам…
— Пимен, — сказал тихо Мангуст, — на выход, Пимен. Тебе в Африку пора. Подъем, бляха-муха.
Я не успел ему ответить. Натали выскользнула из-под меня, сорвала с моей спины простыню и встала перед Мангустом, как привидение. Я никогда не думал, что нежный, воркующий французский язык может быть таким грубым. Прелестное «р» раскатывалось как полицейский свисток. Я хотел встать рядом с ней, но она оттолкнула меня обратно на тахту.
К моему удивлению, Мангуст стоял посреди комнаты не шелохнувшись. Она ему еще что-то выговорила очень резко и показала рукой на дверь.
Мангуст вдруг ответил ей виновато… И тоже по-французски! И тенью скрылся в коридоре.
— О-ля-ля! — зло вскрикнула Натали, и это ее восклицание было похоже на русский мат.
Я ничего не понимал. Натали накинула халатик и вышла за Мангустом на кухню. Вернулась она скоро со своей торбочкой. Села на угол тахты, достала сигареты, зажигалку и маленькую круглую пепельницу. Все было у нее под рукой, на все случаи жизни, как в сказке о волшебной торбе.
В полутьме вспыхивал огонек ее сигареты.
— Не бойся, Слава. Он к тебе больше никогда не придет. Да?
— Что ты ему сказала? — спросил я.
— Все, что я о нем думаю, — ответила она.
— Откуда он знает французский язык?
Она затянулась сигаретой, аккуратно затушила ее в пепельнице и прикрыла выдвижную крышечку.
— Он служил в Иностр-р-ранном легионе.
— Кто тебе сказал? — поразился я.
Она засмеялась тихо.
— Ты… Ты, милый, да? — она подсела ко мне.