Прощай, гвардия!

Дашко Дмитрий

Пока что мы прощупывали друг друга в поисках слабых мест, ибо ни на мне, ни на шведе не было ни царапины. И никакого отношения к везению или чистой случайности это не имело. Мы были профессионалами, примерно одинаковыми по опыту и умениям. Швед дрался с отчаянием человека, уверенного в своей правоте, которому некуда отступать. Как ни крути, он находился на чужой территории, и положение его было шатким. Если в драку вмешаются люди с первого этажа, они почти гарантированно примут мою сторону. Впрочем, в последнем я все же сомневался. Наверняка шведы

приплачивали кабатчику и владелице вертепа, чтобы спокойно обделывать тут свои делишки.

Сражение шло с переменным успехом. Фортуна была благосклонна к нам обоим и не желала отдавать кому-то одному предпочтения. Атаки завершались контрвыпадами, ложные маневры не увенчивались успехом. Так могло продолжаться довольно долго. Воистину, как говорил один мультяшный герой: «Бесконечность – не предел!» Но у меня с временным ресурсом было неважно.

Я сбросил с плеч шубу, чтобы использовать ее в качестве щита. Противник с аналогичной целью расстался с зимним плащом. Выпад, звон стали, ответный удар. Острое сверкающее лезвие оказалось в каком-то сантиметре от моего носа, я едва успел отпрянуть. Чисто инстинктивно ткнул шпагой вперед. Есть! Укол!

Хорошо все же превосходить врага ростом. Мне удалось ранить шведа в правое плечо. На месте раны сразу выступила кровь. Побледневший бретер шагнул назад.

– Сдавайся, – предложил я.

Швед отрицательно покачал головой, переложил шпагу в левую руку и двинулся на меня исключительно из-за упрямства, а может, и ненависти ко всем русским в моем лице.

Клянусь всеми святыми, я не собирался его убивать. Похоже, понимая, что бой проигран, он сам сунулся под удар и умер с гримасой презрения ко мне и смерти.

Расправившись с ним, я перевел дух, вытащил из комнаты Левицкого и стремительно кинулся вниз.

Как и следовало ожидать, столпившийся внизу народ увидел во мне убийцу, а может, еще и отнес фразу насчет Тайной канцелярии на мой же счет.

Беспрепятственно покинуть кабак нам не дали. В воздухе ощутимо запахло жареным.

Взвинченные кровавой дракой и ненавистью ко всем карающим органам, люди обступили нас со всех сторон. В этот момент послышались мощные удары в закрытые предусмотрительным кабатчиком входные двери и грубые голоса Круглова и его солдат:

– Откройте, собаки! Слово и дело государево!

– Кончайте энтого сыча, робята, да побыстрее! – завопил, тыча в меня пальцем кабатчик. – Я пока легавым зубы заговорю. – Он бросился к дверям и загундосил: – Ну чаво такое?! Што случилось-то? Пошто, окаянные, двери мне ломаете?

– Открывай, скотина. Не то спалю тебя к псам собачьим!

Тем временем круг чумазых злобных рыл сузился. Первые охотники ринулись ко мне, и я, понимая, что длинная шпага стала бесполезной, пошел в рукопашную. Не обращая внимания на град ударов, звон в голове и время от времени вспыхивавшие перед глазами разноцветные круги, я отчаянно бился за свою жизнь, пуская в ход руки, ноги и зубы. Иногда было больно, но эта боль не шла ни в какое сравнение с возможными последствиями,

если мне не удастся отсюда вырваться.

Орудуя кулаками направо и налево, я пробивался к выходу, к дверям, которые уже трещали под натиском гвардейцев. Еще немного, еще пара шагов. Там Круглов, там спасение, там жизнь.

На этом рубеже обороны стояли двое вышибал. Я едва не взвыл от досады. На мне и так висло с десяток людей, норовивших сбить с ног. Я сопротивлялся, зверски круша челюсти и ломая кости, используя все грязные приемы из моего арсенала. Но эта парочка! С ними мне было не справиться.

И тут под дружным натиском солдат двери кабака слетели с петель. Внутрь вломились гвардейцы с примкнутыми штыками. Ловко действуя прикладами, солдаты отбросили вышибал.

– Фон Гофен, – шагнул вперед Круглов, размахивая пистолетом.

Толпа отхлынул, оставив меня и полурастерзанного Левицкого. Тяжело кашляя, он поднялся с пола. Из разбитого рта текла кровь.

– Поручик Левицкий, – полуобернувшись к нему, объявил я, – вы арестованы.

Глаза драгуна сузились.

– Ах ты иудушка! – прохрипел он.

Не знаю, в какой момент он успел завладеть пистолетом первого убитого шведа. Очевидно, пока я рубился с другими.

Левицкий был воякой и умел действовать по обстановке. Увидев бесхозное оружие, прибрал на всякий случай. Вот и пригодилось. Бывает.

История повторилась, тот же пистолет был направлен в мою сторону. Я понял, что все, вот моя погибель. Чисто машинально бросился на пол. Левицкий нажал на спусковой крючок, но было уже поздно. Я ушел с линии огня.

Два выстрела прогремели одновременно. Пуля Левицкого пролетела мимо меня в сторону Круглова. Ответный выстрел капитана поразил беглеца наповал, но самому офицеру тоже досталось. Раненный в руку гвардеец пошатнулся. Я кинулся к нему, подставил плечо и потащил прочь. Довел до саней, осторожно уложил на них.

– В госпиталь, быстрее. Гоните что есть сил! – закричал я бородатому кучеру. – Он мне жизнь спас!

По пустым улицам Петербурга мы вихрем домчались до Военного госпиталя. Там я сдал Круглова на руки лекарям, торжественно пообещавшим, что с офицером все будет в порядке. Ранение было легким, однако лицо капитана при этом известии не переменило выражения. Круглов был сильно подавлен.

Не похоже, что боевой офицер мог так сильно расстроиться из-за пустяковой царапины.

– В чем дело, капитан? Что вас так гнетет? – спросил я.

– Ерунда, не обращайте внимания, – устало выдохнул он.

– И все же, что стряслось?

– Своих не люблю убивать, фон Гофен. Противно после такого.

Я кивнул. Теперь чувства Круглова стали понятны.

– Брось, капитан. Хоть Левицкий и был русским, вреда отечеству он причинил больше, чем любая иностранная гнида.

Офицер молча отвернулся к стене больничной палаты.

Врачи сказали, что через два дня ему назначат лечение дома.

– Поправляйся, – сказал я.

Он слабо улыбнулся: