Прощай

Землю тогда будто шерстью покрывали леса, кишащие зверем и шайками душегубов, а крошечные селения попадались столь редко, что даже небольшие местечки казались великими городами.

На окраине одного из таких городишек в нищей лачуге жил юноша, сухорук и горбат, по имени Алис. Он вырос в монастырском приюте, где большелобый старик научил его грамоте, а приобщая к добру, обнаружил в калеке мятежную душу.

Покинув монастырские стены, Алис жил тем, что делал из разноцветной бумаги цветы, которые из сострадания у него покупали, хотя никакие насмешки не ранили душу бедняги так больно, как жалость. Он был в самом

деле уродлив и ослаб до того, что в последнее время даже не мог открыть дверь в чулан, где хранились бумажные ленты и клей. Казалось, что дверь эту с той стороны кто-то крепко держал. Покупая его работу, горожане показывали свое благонравие, зато в адрес окрестных племен и купцов из далеких земель они говорили со злобным презрением, веруя в исконное превосходство своего рода-племени над остальными народами и племенами. Они веселились и горлопанили, когда на площади истязались пленники, схваченные во время набегов на соседние земли, а оплакивая сыновей, не вернувшихся из дерзких походов, винили во всех своих бедах ЧУЖИХ – тех, которые носят другую одежду, имеют другой цвет волос, верят в бога другого и вообще по-иному живут… И все-таки Алис предпочел бы стать ЧУЖАКОМ, только бы не оставаться предметом их жалости.

В городе не любили цыган. Как правило их встречали враждебно, в лучшем случае относились как к неизбежному злу.

Однажды, когда Алису посчастливилось распродать весь товар, старуха-цыганка, в лохмотьях с глазами навыкат, пристала к нему: «Позолоти ручку, Горбун! Дай погадаю!» Юноша дал ей монету. Скользнув по ладони, нищая взглядом впилась в лицо, – и он отшатнулся. Еще больше его поразили слова: «Мой яхонтовый, не побрезгуй советом: ступай поскорее в ту сторону, куда опускается солнце, иди напрямик, сквозь леса, по болотам, в любую погоду… Не смей возвращаться, как бы ни было трудно! В конце пути обретешь „живой камень“. В нем – твое счастье». Вымолвив это, старая женщина растворилась в толпе.

Слова ее врезались Алису в душу. Он не долго раздумывал, возвратившись в лачугу, собрал узелок и отправился следом за солнцем. «Пусть лучше погибну в пути, чем так жить», – решил юноша. Сгорбленный, сморщенный, он был противен себе, а телесные муки приводили в отчаяние. Но душа ждала случая, чтобы поспорить с судьбою… И дождалась.

Алис шел много дней, съев припасы, кормился орехами, молодыми побегами, ягодами, грибами, кореньями, съедобными травами – всем, что подсказывало природное чувство, идущее от лесных прародителей. Ночевал на деревьях, закутавшись в плащ, привязавшись к стволу. Воду пил родниковую. Его не тянуло назад: здесь никто не показывал жалости – каждый заботился лишь о том, чтобы выжить и вырастить маленьких.

Как-то в чаще, между отрогами гор, увидел юноша озеро. Было солнечно, жарко. Пели птицы, плескалась рыба в воде… а у кромки стояла, задумавшись, девушка с большими глазами и волнами темных волос. Красота ее была, казалась, невыносимой для глаз. Девушка не заметила Алиса, может быть, приняла за одну из скрюченных сосен на взгорье. Она скинула платье, и озеро закипело у ее ног. Дно сначала было пологим, и, удаляясь от берега, красавица медленно погружалась. Она отошла уже далеко, когда неожиданно вскрикнула, скрылась в пучине, а вынырнув, стала отчаянно биться.

– Не справедливо, – пронеслось в голове горбуна, – если это чудо погибнет, а такие как я будут жить?

Он скатился с холма и зашлепал по мелкому месту, но только приблизился к девушке, – почва ушла из-под ног. Калеку тянуло на дно так стремительно, что сознание оставило его раньше, чем он успел подумать о смерти.

Очнувшись на прибрежных камнях, горбун

удивился: рядом сидела та самая нищенка, по совету которой он и отправился в путь. Что-то плоское теплое мелко дрожало у него на груди. Заметив, что Алис очнулся, цыганка взяла это «что-то», спрятала в сумку и исчезла в прибрежном кустарнике.

Юноша снова шел вслед за солнцем, сквозь дебри, через топи болот и поросшие лесом хребты. Шел и чувствовал, что теперь он не тот, каким знал себя прежде. Пустившись в дорогу, Алис хотел изменить свою жизнь… Теперь он мечтал и о том, чтобы снова увидеть красавицу. Образ ее побуждал не терять ни мгновения, «догонять» свое счастье.

Юноша чувствовал новые силы, и даже горб стал чуточку меньше. Алис спешил: он карабкался, лез, пробирался, спускался, катился, бежал, плелся, полз, прыгал, шел, урывая время от сна… И в холодную лунную ночь остановлен был криком о помощи и угрожающим ревом, от которого цепенела душа.

Продравшись сквозь чащу, он замер: прижавшись к сосне, перед ним трепетало создание, образ которого стал для Алиса путеводной звездой, а шагах в десяти, плотоядно урча и оскаля зубастую пасть, изготовилась для прыжка полосатая кошка, величиной с буйволицу.

Он не помнил, как очутился в пространстве между жертвой и хищником. Получив удар палкой, зверь взвыл. Не давая опомниться, юноша бил тигра по морде, по лапам. Прикрывая глаза и ревя, какое-то время хищник оборонялся вслепую… наконец, исполненный ярости, встал на дыбы, выбил лапою палку из рук горбуна и сильным ударом отбросил его далеко от себя.

Когда Алис очнулся, уже рассвело. Он лежал на подстилке из хвои, а рядом опять находилась цыганка с глазами навыкат, как у безумной, и, как в прошлый раз, на груди его мелко дрожало что-то живое и теплое…

Все повторилось: едва приоткрыл он глаза, как старуха вскочила и, унося с собой «что-то», исчезла между деревьями.

Оглядев и ощупав себя, горбун не нашел ни царапины… Тело его обрело небывалую силу, а горб стал почти незаметным.

Все дальше и дальше шел Алис сквозь дебри по буреломам, хребтам и распадкам за солнцем – за счастьем. Гонимый надеждою и предчувствуя новые встречи, юноша верил, что именно это дает ему силы идти. Он уже плавал «как рыба» и знал, куда двигаться даже тогда, когда солнце неделями пряталось в тучах.

Однажды, когда Алис выбрался на лесную дорогу, что шла по ущелью рядом с ручьем, он услышал шум голосов: пьяный хохот, грубую брань, мольбы о пощаде – и увидел группу людей, образующих круг, в середине которого кто-то метался. Приблизившись, понял, что это лесные разбойники, окружившие жертву, тянут к ней алчные руки. Круг негодяев сжимался.

Юноша крикнул: «Стой! Руки прочь, канальи»!

Бандиты, успевшие выхватить шпаги, были обезоружены с помощью крепкой дубинки. Вцепившегося ему в ноги разбойника Алис, как лягушонка, стряхнул в пробегавший ручей. Остальные сбежали.

Приблизившись к жертве, странник застыл в изумлении: перед ним лежала в бесчувствии та, чей образ он хранил в своем сердце все эти месяцы. Алис склонился над телом: хотел убедиться, что девушка дышит, но тут… один из бандитов метнул в него нож.

Очнувшись, юноша убедился, что в этот раз лежит на обочине лицом вниз, а, ощутив на щеке шершавость знакомой ладони, понял, что рядом опять «эта нищенка». На спине, в том месте, куда вошла сталь, ощутил знакомую тяжесть предмета, от которого по всему телу шли дрожь и тепло. Сомкнув веки, Алис не шевелился, пока не вернулись силы. А, улучив момент, схватил цыганку за дряхлую руку. Женщина вскрикнула, дернулась, вырвавшись, кинулась прочь.