Прощайте, мама и папа. Воспоминания

Бакли Кристофер Тэйлор

Однако нам удалось уговорить папу на один день остановиться в месте под названием Капин-гамаранги. Наверняка вам это место незнакомо, однако оно есть на карте, в ста пятидесяти милях к северо-востоку от Новой Гвинеи. Мы обошли риф и оказались в бирюзовой лагуне, окаймленной белым песком и кокосовыми пальмами. Пришли местные жители, желая познакомиться с нами. Это был 1985 год.

— Вам что-нибудь нужно? — спросили мы, имея в виду батарейки, антибиотики, инструменты.

— Моим людям, — с важностью произнес вождь, — очень нужны видеокассеты.

В лагуне

был самолет. Он все еще был виден и ярко сверкал сквозь воду. Сорок лет он пролежал на дне. Я нырнул, увидел надпись «Военно-морские силы США» и дырки от пуль, прошившие фюзеляж. Примерно в четверти мили от него находился затонувший японский самолет, возможно последняя цель американского пилота.

— Что здесь было? — спросил я у вождя.

Он пожал плечами:

— Сначала прилетели японцы и ужас как бомбили тут, потом прилетели американцы и тоже ужас как бомбили.

Вот так. Вторая мировая война в нескольких словах.

Мы опять прокладывали путь по звездам и сектанту. Однако папа всегда любил пользоваться последними техническими достижениями, поэтому у нас был прототип спутниковой навигации, созданный компанией Тримбла. Отцу пришлось потрудиться, чтобы заполучить его у своего нового лучшего друга Чарли Тримбла. Размером он был с пыхтящий сундук, и на нем было больше циферблатов, кнопок и осциллоскопов, чем в лаборатории доктора Франкенштейна. Папа занимался с ним бесконечно много, нажимая на кнопки и набирая цифры, которые мы должны были прилагать к карте.

— Куда это приведет нас? — с надеждой стонал он.

— Сюда, — отвечал я, тыкая пальцем в середину бразильских джунглей.

И мы возвращались к началу начал, то есть к звездам и секстанту. Все-таки папа предпочитал ориентироваться по ним. Я до сих пор вижу, как он стоит в сумерках на капитанском мостике, выискивает в небе Спику и Вегу и звезду Денеб и одной рукой опирается на опору для равновесия, а другой держит секстант. И кричит: «Марк!»

Через месяц после отплытия из Гонолулу мы бросили якорь в Кавьенг на острове Новая Ирландия. В тот вечер мы праздновали победу, и напитков у нас было не меньше, чем воды в Тихом океане. Я чокался с отцом: «За папу, который победил солнце, победил звезды и много раз победил луну!»

Это было наше последнее совместное плавание. Мы становились старше. И я тоже. У меня появилось двое детей. Потом случился октябрь 1997 года.

Мы заранее договорились отправиться на Остров сокровищ и пригласили Дэнни, нашего постоянного товарища в плаваниях. Я сел в поезд Вашингтон — Стэмфорд. Всю дорогу я только и делал, что смотрел в окно на серые грозовые тучи. Потом почитал о погоде в газете, где наткнулся на слово «северо-восточный». Любому человеку, выросшему в Коннектикуте, это слово не предвещает «ночной прогулки» на яхте.

Папа ждал меня на платформе. Таким образом он приветствовал меня. Однако я обратил внимание, глядя из окна, что он как будто опирается на дорожный знак, словно ему требуется поддержка. Он поранился?

Нет. Пока дверь поезда открывалась и я сходил с него, сильный порыв северо-восточного ветра толкнул меня обратно в вагон, из которого я вылез едва ли не на карачках. Вокруг летали какие-то предметы. Похоже было на изображение торнадо в «Волшебнике страны Оз».

— Мы быстренько прокатимся, — сказал папа.

Дэнни пришел вместе с отцом. Я посмотрел на него. Он посмотрел на меня.

— Мы прокатимся вот в это? — переспросил я недоверчиво.

— Конечно, — беспечно отозвался папа.

Мы приехали на пристань. Ветер был стабильно в сорок пять узлов, иногда достигал всех пятидесяти. Чтобы вам было ясно, ураганный ветер считается ураганным начиная с шестидесяти четырех узлов.

— Папа, — прокричал я как можно громче, чтобы он услышал меня. — Зачем нам это?

— Так сиди у камина, — весело отозвался он.

Отец привез какого-то своего друга из Сан-Франциско. Несчастный, незадачливый барашек. Никогда прежде ему не случалось плавать на яхте.

— Можно мне драмамина? — нервозно спросил папин друг.

— Нет, — ответил я. — Вы будете слишком напуганы из-за высоких волн.

И мы отправились навстречу шторму. Это было последнее судно моего отца, тридцатишестифутовый, стеклопластиковый шлюп «Патито». (В переводе «голубка» или «голубчик»: так папа и мама называли друг друга.)

Как-то нам удалось переправиться на другую сторону Лонг-Айленд-Саунд, несмотря на воющую черную ночь и пятнадцатифутовые волны. Радио я держал на волне береговой охраны. И не мог не думать о своих двух детях. Еще я вспоминал теплую постель в Вашингтоне и повторял: «Какого черта я тут делаю?»

После бессонной ночи, когда мы, стоя на якоре, прислушивались к яростным ударам ветра по мачте, наконец-то наступил серый рассвет. Ветер усиливался, приближался к пятидесяти пяти узлам. По радио сообщили, что в полумиллионе домов в Новой Англии нет электричества. Некоторые губернаторы объявили чрезвычайное положение. Мы отправились на прогулку, когда у нас чрезвычайное положение!

Я предложил вернуться на берег и остановить проезжающую мимо машину, на крайний случай специальный автомобиль.

— Нет, нет, — возразил отец. — Все будет хорошо.

Уже окончательно рассвело, и мы могли видеть море, от которого не ждали ничего хорошего. Наверное, вы смотрели фильм «Идеальный шторм»? [39] Так примерно и было.

Все-таки нам удалось вернуться на свой берег. Мама все утро провела на телефоне в переговорах с береговой охраной. И ей постоянно задавали один и тот же вопрос: «Миссис Бакли, что они делают в море в такую погоду?»

39

«Идеальный шторм» — американский фильм 2000 года.