Прошу прощения... и тортик

Дианова Марина

– Ты чего это здесь расслабляешься? – Колян сел напротив и, как и я, вытянул ноги и прикурил.

– А ты думал меня бесплатно эксплуатировать будешь? Ну нет, с тебя пивас. Который я сам себе взял.

– Как дела? – Спросил он, возвращаясь с таким же бокалом как у меня.

– Да черт его знает. – Честно ответил я. – До сих пор не могу понять, на кой я ввязался в этот спор.

– Ты про девку Андрюхи что ли? – Я нехотя кивнул головой. – А чего с ней не так?

– Ты не поверишь, но она нормальная. Реально нормальная. Я может совсем отбитый на голову, но просто так играть с ней не хочется. Похоже у нее сегодня вообще первое свидание в жизни было, а тут я… с этим спором дебильным.

– Не хочешь продолжать?

– А смысл? Тогда

Олег, олигофрен этот несчастный, поимеет ее из спортивного интереса.

– Думаешь? – Колян нахмурился. Как бы там не было, но в наши с Олегом разборки он не лез никогда.

– Знаю. Для него сейчас это будет делом принципа.

– Короче, поступай как знаешь. – Он вновь прикурил сигарету – Значит у вас уже было первое свидание?

Я кивнул.

– И? Дальше то что?

– Ей нужна моя помощь. – Я улыбнулся, делая большой глоток пива. – Я ей помогаю подготовиться к экзамену по математике.

Колян закашлялся.

– Ты делаешь что?

– Учу ее математике. – спокойно ответил я, не собираясь вдаваться в подробности.

– Так, вроде, спор заключался в другом? Или ты решил переквалифицироваться? А, я понял. – он отпил еще пива – Ты сейчас приручаешь ее, втираешься в доверие…

– Скажи мне, друг мой, ты реально не слышал, что я тебе сказал до этого? – Колян нахмурился. – Она нормальная девка. Участвовать в споре я не собираюсь, но… дабы оградить девчонку от нашего общего друга – займу ее на время.

– Как бы там не было, я в любом случае рад, что ты снова взялся за ум, а то, честное слово, боялся, что ты, как и большинство твоих коллег, не дай бог, сопьешься или окончательно отупеешь.

Колян, как никто другой знал, что с госпожой математикой я в довольно необычных отношениях.

Отец умер когда я был в восьмом классе. Конечно, для моей семьи это было шоком и горем. Пол года моя мать находилась в прострации: на людях не появлялась, с друзьями перестала общаться, даже я стал для нее обузой, тем, кто изо дня в день напоминает ей о покойном муже. Конечно, с таким образом жизни, работу она потеряла очень быстро, а к бутылке стала прикладываться все чаще. Небольшие сбережения, которые отец откладывал на ремонт дома, стали утекать как вода. Если первые пол года я еще старался верить в то, что все образуется, мама возьмется за ум, а я смогу продолжить учиться, чтобы поступить в институт в котором преподавал мой отец, то после того, как к нам в дом стали заглядывать посторонние личности, с которыми мама развлекалась не стесняясь меня, я понял, что ждать чуда не стоит. Выпускные экзамены из школы и я ученик ПТУ. Начиная с третьего курса, я стал работать на заводе, обеспечивая и себя и маму, которая, теперь уже, пила не просыхая: сначала, чтобы забыться, потом, чтобы вспомнить. Все это было непрекращающимся потоком. Колян моего поступления в училище не одобрил – ведь у нас был план. Мы должны были вместе поступать в универ, но… Учась в десятом классе, он стал захаживать ко мне, с просьбой помочь ему с алгеброй, в которой я разбирался лучше других, но, в профессиональном училище, никто не будет заострять внимание на таких общеобразовательных предметах, выдавая нам лишь поверхностные знания. А вот с другом я стал заниматься, стал каждый день готовиться к его приходу, самостоятельно пробираясь сквозь дебри точных наук. Конечно, я понимал, что он делает это, в большей степени, ради меня, но мне нравилось чувствовать себя нужным. В итоге, я знал школьную программу даже лучше Коляна, но ему хватило и этого, чтобы с блеском сдать вступительные экзамены и поступить на программиста, но там он продержался не долго, а вот я, вооружившись его книгами, грыз гранит науки с остервенением, умудряясь совмещать работу на заводе, учебу в училище и саморазвитие, но после отчисления Коляна мне стало неоткуда черпать знания, поэтому и я забросил это занятие.

Домой я вновь пришел за полночь. С первого этажа были отчетливо слышны посторонние голоса и пьяные разговоры.

В дом я уже давно попадаю через запасную лестницу,

ведущую непосредственно ко мне в комнату. Балконная дверь, собственно, уже который год, являющаяся для меня парадной, запиралась на три замка, а дверь, ведущая из комнаты в дом, давно находится под сигнализацией, во избежание незваных гостей, а то прецеденты уже были.

Достав из закромов родины учебники для Алены, по которым когда-то занимался сам, я лег спать с твердой уверенностью, что поступаю правильно ограждая ее от назойливого внимания Олега.

4.

– Я больше не могу, – стонала Алена, после трех часов непрерывных занятий.

Мы сидели в моей комнате и готовились к ее экзаменам.

Первые наши занятия прошли под мой монотонный бубнеж, где я заставлял Алену впитывать ту информацию, которую я пытался втиснуть в ее милую головушку, то теперь, спустя почти две недели, она крутила мной как хотела, а сегодня – особенно.

– У тебя экзамен по математики через три недели, тебе надо готовиться. – я не повелся на ее «щенячьи глазки», строго указав на разворот учебника. – Кому это надо?

Она притворно вздохнула и поднялась со стула, приподнимаясь ко мне на носочках.

– Ты знаешь, - выдохнула она мне в губы – На улице весна, а я тут, как узница в темнице. А мой страж даже не покушается на свою добычу.
– Я сглотнул, а она начала водить пальчиком по мой груди.
– Все влюбляются, целуются, а я хожу, как старая дева, не целованная.

Я глубоко вдохнул, чувствуя, как теряю контроль, поэтому просто прижал ее к своему телу.

– В клетку к тиграм лезешь. – Она довольно кивнула головой, утягивая меня на диван, забираясь на меня сверху и первой целуя.

– Мне так нравятся твои поцелуи, - шептала она, оторвавшись на миг от моих губ, пока я с упоением выцеловывал дорожку вдоль ее сонной артерии к ушку.
– Леееш… - протянула она, когда я прихватил губами особенно чувствительное место за ухом, а она заерзала на мне.

– Я помню. – прохрипел я, не узнавая собственного голоса, в очередной раз останавливая свои руки, которые уже сжимали приятные округлости нижней части ее тела.

Она сводила меня с ума. Ее поцелуи разжигали такой пожар в моей… пусть будет, душе. Ее ласки заставляли часами стоять в душе и, что греха таить, помогать себе самому справиться с давлением на нижнюю половину моего тела, но она, будто издеваясь, каждый раз доводила меня до такой точки кипения, что я был готов, как последняя сволочь, наплевав на ее мнение, взять с особым извращением. Хотя, я больше чем уверен, особого сопротивления не возникло бы; даже сквозь ткан ее льняных брючек и своих джинс, я прекрасно чувствовал, что эти поцелуи не оставляют не равнодушным не только меня. Она пылала, она желала, она, как и я, хотела этого не меньше, но страх перед первым разом каждый раз заставлял ее остановиться.

– Да чтоб тебя, тварюга. – снизу раздался мужской крик, а следом за этим грохот.

– Прости, - сказал я, с сожалением смотря за тем, как Алена торопливо поправляет на себе одежду. – Сможешь дойти сама?

– Да, конечно. – она кивнула головой и вышла на балкон. – Позвонишь мне вечером? – снизу раздался грохот. Я кивнул головой, поцеловал губы и вышел за дверь.

На первом этаже, на полу в своей блевотине лежала мать, а рядом с ней сидел пьяный мужик без штанов – они валялись рядом.

– Проблемы? – спросил я, поднимая мать на диван.

– Эта сука обрыгала мне штаны. – мужик попытался сфокусировать на мне взгляд, но судя по-тому, что его взгляд все время убегал, получалось у него с трудом. – А ты вообще кто?

– Совесть твоя, - привычно огрызнулся я. – Собирай свои монатки и давай-ка отсюда. Видишь, дама уснула.

Мужик вновь поднял на меня взгляд, оценивая уже как соперника, видимо увиденное его впечатлило, потому что он молча поднялся и забрав грязные штаны, направился к выходу, качаясь из стороны в сторону.