Просроченная виза
Шрифт:
– У метро тормозни, Витек… Пока, Синий. Надеюсь, товар доставите в целости. А эту банку я сам выкину, – и он сунул тоник в карман.
И перед остановкой выпил рюмку коньяка, к которой потянулась было Элина. Коньяк пить можно, в нем нет снотворного, который исключительно для Элки развел в тонике ее сердечный друг Игоряша Кирюхин…
По кольцевой шли без всяких помех – в среднем ряду, ничего не нарушая. Затемненные стекла держали в салоне полумрак. Синий несколько раз оборачивался к заднему сиденью, где неподвижно лежала на боку женщина. Впрочем, понять, что это – женщина, было трудно. И лисья шкура,
Вообще– то все надо было делать гораздо проще. Это Кирюха обставил похищение никому не нужной хреновиной. А надо было вскрыть дверь среди ночи, взять ее тепленькую, прямо в койке, оттянуть парочку раз перед дорогой и -перо к носу: вякнешь – хана!
И как увидел ее Синий, понял, что зря связался с Кирюхой. Самому надо было. Ну да чего уж теперь… А впрочем, никогда не поздно!
– Ну-ка, Шишка, возьми влево, прижмись на минутку, я пересяду.
– Так, что ль, не перелезешь? – недовольно буркнул водила.
– Поговори! – рыкнул Синий.
Машина послушно приткнулась к бортику, и Синий быстро перебежал на заднее сиденье.
– Поехали давай, чего ждешь!
Шишка тронул машину.
Поглядывая в обзорное зеркальце, он с откровенной насмешкой наблюдал за какими-то бессмысленными, торопливыми движениями Синего.
Потом вдруг у того на плече возникла большая женская нога. Синий странно всхлипнул, будто соплей подавился, и стонуще, по-собачьи, заскулил.
Водила хмыкал, глядел на дорогу, но глаза его сами прикипали к зеркальцу, в котором дергалось и судорожно завывало отражение Синего. Но скоро все закончилось диким рыком зверюги, доставшего наконец свою добычу.
– Ну ты даешь, Синий! – ухмыльнулся водила.
– Га? – Голос того был хриплым и будто надорванным от непомерной тяжести. – На Рублевке снова тормозни, пересяду…
Синий – видел водила – из горлышка осушил весь коньяк, кинул бутылку под ноги и стал снова копошиться. Чего он там делал, Шишка больше не интересовался, но когда притормозил возле поворота, Синий быстренько пересел вперед. А сзади по-прежнему лежала женщина, закутанная вместе с головой в лисью шубу. Большой такой меховой сверток.
До самого Успенского Синий помалкивал. И вдруг заговорил как бы сам с собой, не обращая внимания на Витька-водилу:
– Да… крепкая телка. Как резиновая. Ее б к нам тогда, на зону… На весь отряд хватит… А ты, Витек, помалкивай, сечешь?
– А мне-то чего!…
– Ага, заруби: ничего не было. Тебя это не касается… А ей – без разницы, все одно ни хрена не чует… Чего молчишь? Понял?
– Синий, – как от надоевшей мухи отмахнулся водила, – мне свои яйца дороже. Если чего, ты сам будешь базарить с хозяином. Кирюха как сказал? Товар не лапай. А дальше – твои дела.
«А ведь продаст, падла, – подумал Синий. – Заложит, как фраера последнего… Вот же сученыш!»
Он достал деньги, отсчитал десять стодолларовых бумажек, положил Витьку на колени:
– Твоя доля, братан. Честно заработал.
– Ага, – кивнул тот, понимая, что сделка заключена.
…Она очнулась в середине дня. И не сразу поняла, что с ней и где она находится.
Голова была тяжелой, будто с перепоя. Подташнивало и ломило все тело. Такое, точнее, подобное ощущение усталости и ломоты в мышцах она испытывала не так уж и давно – когда явно перекаталась на горных лыжах, а в номере ее просто ноги не держали. Но там утомление было приятным, а сейчас – будто тяжелый груз на себе тащила.
Оглядевшись, увидела, что лежит на необъятной кровати, куда больше и шире, чем у себя дома. И если там – удобный сексодром, как в шутку называл ложе Игорь, то здесь – целое футбольное поле.
Под головой были мягчайшие подушки, а сверху – невесомое одеяло. И все – уютное, воздушное. Однако неприятно удивило то, что на ней самой не было никакой решительно одежды. Заметила на пуфике, рядом с изголовьем, свой пеньюар. И вдруг вспомнила! Буквально все, что происходило с нею. Игорь… это нападение… нелепое одеяние, угрозы, наконец, машина… А дальше – сплошной черный провал.
Всплыли слова о каком-то, кажется, хорошем человеке, но кто он, зачем она ему понадобилась и почему тот идиотский спектакль с ножом между лопатками, этого она и теперь не могла понять.
В большой комнате с потолком, убранным зеркалами и расписанным гирляндами цветов, с мерцающими голубоватым серебром стенами, было очень тихо и сумрачно – огромные окна были прикрыты жалюзи.
Во рту скопилась неприятная сухость. Хотелось пить. Она не знала, что делать. Надо было, наверное, подняться, накинуть на себя одежку, совсем не предназначенную для прогулок по чужому дому. Но ничего иного не оставалось. В правой стене она увидела одну дверь, напротив – другую. Видимо, за ними есть живые люди, которых можно попросить о помощи.
Морщась, она потянулась к своему пеньюару, но увидела рядом с ним черную коробочку, напоминающую пульт от телевизора, однако с одной только красной кнопкой посредине. Не особенно соображая, что она делает, Элина нажала на кнопку. Но, не услышав никаких звуков, нажала снова.
Открылась дверь, и вошла женщина средних лет в темном платье, белым фартучком и косынкой, стягивающей густые темные волосы. Она катила перед собой столик на колесах.
– Добрый день, Элина Кирилловна, – тепло сказала она, приближаясь. – Ну вот, слава богу, вы и пришли в себя. Голова, наверное, раскалывается, да? И пить хочется? Понимаю, – она приветливо улыбнулась. – Что вы предпочитаете? Сок? Что-нибудь с газом? Холодный чай?
– Просто попить, – выдавила Элина, почему-то ничему уже не удивляясь и чувствуя, что голос ее совсем потерял свою обычную звонкость – сплошной хрип какой-то, а не голос. Даже противно.
– Попробуйте сок с минералкой, но без газа.
Женщина протянула ей наполненный высокий стакан, и Элина жадно припала к нему губами, поначалу глотая с трудом. Но, осилив половину, почувствовала себя лучше и допила уже медленно.
– Простите, Элина Кирилловна, я вас оставлю ненадолго.
– Куда же вы? – всполошилась пленница. Она хотела расспросить эту милую женщину, что вокруг происходит и где она оказалась. Но та лишь улыбнулась и загадочно помахала ладонью. Дверь закрылась.