Шрифт:
Вячеслав Миронов
Прости, Виктор...
В феврале 1997 года меня вызвало командование и сообщило, что я еду в командировку в Москву. Дела служебные у меня должны были занять день, а командировка была выписана на три дня.
Мужиков, с которыми я служил, встречался по службе, в Москве служило немало.
Я подготовился к командировке основательно. Подарки подготовил для командиров московских - рыбка малосоленая, орешки кедровые, ягода...
Для друзей своих московских тоже немного. Всем сестрам по серьгам.
Позвонил,
Первым в списке моих посещений, после официальной части, был Виктор Волков.
В Грозном, в январе 1995 года он был в соседней части. И когда мы пробивались на выручку остатков нашего танкового батальона, который засел в руинах республиканской больницы, наши "соседи" прикрывали нас с Севера от духов.
Витя Волков был ответственным за организацию взаимодействия от своей части, а я - от своей.
Вот тогда и познакомились...
Когда мы выбили "чехов" от больницы, Волков заорал по станции, призывая нас на помощь своему полку.
Духи обошли их с Запада и взяли в "клещи", молотили и с Севера и с Запада.
Мы силами полутора батальонов помогли им вырваться.
Так что обязаны жизнями друг другу, и то, что мы слаженно сработали, спасло немало солдатских и офицерских жизней в обоих частях.
Когда наступило затишье, мы познакомились поближе и выпили немало трофейного коньяка, который я добыл на коньячном заводе Грозного. Обменялись адресами.
Изредка переписывались, поздравляли друг друга с праздниками, звали в гости.
Виктор в 1996году поступил в Академию. Перевез семью в Москву, жил в офицерском общежитии.
Все я это вспоминал, пока отлеживал бока на верхней полке купейного вагона фирменного поезда "Енисей" сообщением "Красноярск-Москва".
Лежишь на полке и вспоминаешь то, что было. Хорошо вспоминать о войне, когда тебя мерно укачивает вагон, и ты даже не веришь, что все это было с тобой. И ты, и ты твои товарищи смогли выстоять.
В жизни вроде обычные люди, таких миллионы на Земле, а поди-ка, выжили, и выполнили поставленную задачу. Правда, потом, как оказалось, эта выполненная задача и погибшие пацаны восемнадцати-двадцати лет нахрен никому не нужны, - в августе 1996 года подписана капитуляция.
Но кто же знал, что так все получится, тогда, в холодном и кровавом январе 1995 года?..
Выезжал из Красноярска в тридцатиградусный мороз, а приехал в Москву пять градусов со знаком минус.
В первопрестольной военные зимой ходят в фуражках, мода у них такая. Чтобы не выглядеть белой вороной, шапку убираю в сумку, на голову фуражку; жаль, что не ходят в Москве в бушлатах, а лишь в шинелях да куртках, которые в Сибири только командиры частей носят, до остальных не доходят.
Ну, все, Столица. Держись! Три дня пьянства, которые тебя потрясут! Я приехал! Вперед!
Служебные дела я решил быстро. Подношения сделали свое дело: все подписи и печати на нужных бумагах проставлены. Отметка в командировочном удостоверении с открытой датой. Билеты куплены на послезавтра, я свободен, как ветер в поле!
В гостинице помылся, побрился, и в магазин. Пару шоколадок двум сорванцам Виктора, торт, водка своя - красноярская, такой здесь нет, так, что еще? Ага! Полбатона колбасы, пару банок рыбных консервов, чтобы не быть у студентов нахлебником.
Обычное офицерское общежитие. Сам жил во многих подобных. Виктору повезло, он занимал целый блок. Две комнаты, с маленьким коридорчиком, в котором налево - кладовочка - раздевалка, направо - туалет, совмещенный с душем и ножной ванной. Там же в коридоре и кухня. Плитка электрическая, стол, полка с посудой.
Левая комната - спальня и столовая, правая комната - детская. Так как у Виктора двое ребятишек, то и дали ему отдельный блок. У кого один - ютятся в одной комнате. А холостяки, или кто приехал без семьи, живут по четыре-шесть человек в таком блоке.
Слово "блок" преследует военных всю службу. Блок-пост, блок. И прочее...
Дверь отрыли пацаны. Старшему - семь, младшему - четыре. Следом Виктор. Пацаны окружили меня, младший дергал за штанину, задрав голову вверх, спрашивал:
– А вы кто? А вы кто?
– Дядя Слава, - представился.
Раздал мальчишкам шоколадки, жене - торт. Огляделся.
Казенная мебель пестрела инвентарными номерами. Как всегда, они были написаны белой краской жирно и на самом видном месте, так проще проводить инвентаризацию.
Человеку непривыкшему это поначалу режет глаза, а потом ничего, привыкаешь и не замечаешь, что они вообще есть.
Я начал доставать принесенные припасы, но Виктор остановил меня.
Мы вышли, и перешли в соседний блок.
– Сосед - на курс старше, сейчас на каникулах, вот они с семьей и уехали, а мне ключи оставили, чтобы приглядывал, - пояснил он.
Я достал привезенные три бутылки водки. Одной много, две мало, а три в самый раз, чтобы не бегать потом по ночной Москве, и не покупать самопальный товар.
Разместились. Налили по первой, начали разговор. Как ты, а как ты? А этого видел, а того помнишь? Уволился? А вот этот спился, уволили с позором. Жаль, хороший мужик. Жизнь такая, после Чечни так и не пришел в себя. М-да, дела...
Потом и вторая, третья - молча, не чокаясь, за павших. Четвертая, чтобы третий тост за нас не пили.
Вторая бутылочка. Славка, помнишь, как нас тогда обложили, а вы...
Помню, Витя, помню, как будто все это было вчера, все помню...
И тут мне вспомнился один маленький эпизод той войны. Малюсенький, но вспомнился...
Когда стояли уже в станице Петропавловской, а это было в марте 1995-го, к нам часть пришла молодая женщина. Русская, лет двадцати пяти.
В мирной жизни она была красива, впрочем, на войне все женщины красивы, кроме чеченских...