Просто Богиня
Шрифт:
Под конец этой речи, примчался какой-то дяденька из правительства Франции и попытался мирно разрулить ситуацию. Посол, тоже не дурак, упёрся — стараясь загрузить по максимуму. Незаметно, подключилась я, тоже пытаясь что-то поиметь с этого, постепенно увеличивая сумму ущерба причинённого моей группе. Ещё через полчаса, француз сдался, принял от меня заявление, такое же заявление принял полицейский и ещё пачку заявлений написали все остальные из нашей группы.
Когда мы уже грузились в самолёт, посол, так чтобы никто не заметил, показал большой палец и подмигнул, одобряя мои действия. А что? Я знаю, что я молодец.
Начальник таможни стоял рядом с начальником аэропорта и с грустью смотрели нам вслед. Наверное, у них было плохое настроение.
***
Москва снова нас встретила солнцем. Из всей нашей компании, трезвыми оставались только мы с Вероникой. Даже девочки-музыканты и мои из бэк-вокала, наклюкались в зюзю. Так как самолёт был целиком предоставлен нам, то ограничения на алкоголь были забыты. Каждый из группы неоднократно успел, признался мне в любви, и половина пообещали жениться. А мы с Вероникой тихонько угорали от смеха, поглощая соки и сладости, которыми нас обеспечивали милые стюардессы. Но надо сказать, что все хоть и были изрядно пьяные, вели себя достойно и беспорядков не нарушали.
При расставании, дирижёр, взял с меня клятвенное обещание, на следующие гастроли брать только их. Я обещала — и под радостный вопль группы, поехала домой.
***
На следующий день, я была уже на занятиях в Щуке, ректор жизнерадостно приветствовал меня, спросил о самочувствии и убежал. Однокурсники тоже встретили тепло, засыпав вопросами. Отвечала, что всё прекрасно, хорошо съездила. Новости из Франции о моих гастролях ещё не попали на местные полосы газет, только раз промелькнуло, что я даю там концерты, без подробностей. Двум особо близким подругам подарила по флакону духов и через полчаса вся Щука пахла ароматами парижских парфюмеров. Правильно, делиться надо. Так прошёл день. На следующий день, когда я снова делала вид, что учусь, в аудиторию ворвался Борис Евгеньевич и с порога завопил, напугав таких же дремавших на занятиях студентов:
— Богиня, хватит спать! Быстро ко мне. Бегом, бегом! — и убежал.
Недоумённо пожав плечами, на вопросительные и удивлённые взгляды преподавателя и студентов, пошла в сторону выхода. В спину донеслось:
— И что это сейчас было? Борис Евгеньевич сам на себя не похож.
Поднявшись к ректору, я зашла в кабинет, а ректор с большими глазами показал на телефонную трубку, лежащую на столе. Пожав плечами, я подняла её и сказала:
— Алё?
Через некоторое время, раздался голос с характерными интонациями:
— Здравствуй дочка. Ты чего это в гости не заходишь? Я там машину к тебе отправил, приезжай, у меня чай есть хороший. Из Китая товарищи прислали…
Когда я выходила из кабинета, Борис Евгеньевич продолжал смотреть на меня большими глазами. Эх, Леонид Ильич, всю романтику убил.
***
Встречающий в Кремле сотрудник, сопроводил меня к Ильичу в приёмную, а там меня уже принял секретарь. Вежливо поздоровался, заглянул в кабинет и пригласил войти.
Ильич встретил меня сидя за столом. Сбоку, на большом кресле пристроился ещё один усатый дяденька. Оба смотрели на меня с большим интересом. Решив подстраховаться, пролепетала:
— Вызывали, Леонид Ильич?
Он, и присутствующий тут человек — по виду немного старше Ильича, оглушительно расхохотались. И что смешного я сейчас сказала?
— Нет, ну ты слыхал, Николай Михайлович? — и передразнил пискляво, — 'Вызывали, Леонид Ильич?'. Да, представь себе, вызывал. Познакомься, со своим начальником — Шверник, Николай Михайлович.
Я посмотрела, склонив немного голову к плечу на мужчину и вежливо кивнула. Тот тоже кивнул и усмехнулся.
— Ну что, Николай Михайлович, посмотрел на эту непоседу? Вот такая она — Богиня! А ты чего стоишь? Присаживайся ближе за стол, сейчас чай принесут. Ты смогла меня снова удивить, дочка. Да
Леонид Ильич немного повозился в кресле и продолжил:
— Так вот, Николай Михайлович тебе безмерно благодарен, хоть вида не показывает. Уверен, у него ещё будет возможность выразить тебе свою благодарность, в более материальном виде. Тут некоторые товарищи настаивали на реорганизации его конторы. Вроде как не нужна она, ресурсов много жрёт, деньги им зря платят, ну и всё такое. И я — тоже молодец, не разобравшись, едва не повёлся на их аргументы. Хорошо тут всплыло, что ты в его ведомстве служишь. Это было для этих товарищей как удар кирпичом по голове, да и я тогда поглубже вник в предлагаемый проект. События во Франции, твоя пресс-конференция в эфире, ажиотаж и интерес к СССР — в хорошем смысле. Это доказательство того, что Партия не спит, Партия работает и КПК держит руку на пульсе. Вот в таком ключе.
Я сидела, вся такая скромная, сжав колени, хлопала ресницами, потупив глаза. Ильич снова переглянулся с Шверником и улыбнулся.
— Хорошо поработала дочка, хвалю. Те же самые люди, очень желали с тобой побеседовать, но быстро это самое желание потеряли. На долго, надеюсь. Рационализаторы, хреновы. А, вот чай несут, угощайся…
Через некоторое время, прихлёбывая ароматный чай, продолжил:
— Ты, наверное, не в курсе, что сейчас во Франции творится?
— Нет, — отрицательно покачала я головой.
— Ну да, это и понятно. В прессу пока не просочилось, а тебе узнать неоткуда было. Рассказываю. Выступила ты там очень хорошо, популярность — как мне доложили, просто бешенная. И растёт всё сильнее, местные СМИ стараются, рейтинги зарабатывают. По телевидению только твои концерты и крутят, зарубежные компании за записи огромные деньги предлагают, до драк доходит. После того, как ты очень виртуозно раздула скандал… Не отрицай. Именно — устроила скандал, там посол у нас совсем не дурак. Быстро всё понял и поддержал. И при этом ты умело, задействовав все нужные рычаги — в прессе и местных масс-медиа, запустила маховик возмущения в массах. Как только сообразила? Ладно, не суть. По СМИ прокатилась серия репортажей, в которых главный акцент делался на следующее — обидели нашу горячо любимую певицу, которая больше никогда не вернётся во Францию. Да, очень умело ты на этом сыграла, я сам смотрел — чуть не прослезился. Это же надо — 'прощай любимая Франция, я никогда тебя больше не увижу…'. И слёзы. Не знал бы тебя лично — поверил. Главное, прозвучал вопрос — кто в этом виноват? И ответ был найден — разумеется, это правительство. Ещё звучат вслух такие вопросы — почему неблагодарное правительство ударило по руке дружбы, которую протянуло СССР нашей Франции? И нужно ли Франции такое правительство? Вопросы пока остаются без ответа. Но эти ответы начали усиленно искать. Как это ни смешно, инициатива одного никчёмного идиота из таможни, поставила страну на грань революции. Удивлена? Так вот, прямо именно сейчас, толпа парижан, примерно в сто пятьдесят тысяч человек — в основном твоих фанатов, осадила дом правительства Франции. Шумят, ругаются, песни твои распевают. Плакаты с твоими портретами. Там эфир кипит с репортажами и твоими выступлениями.
— Странно, — недоумённо, произнесла я.
— Что странно? — переспросил Ильич.
— Я не рассчитывала на такую сильную реакцию. Видимо, где-то просчиталась, чего-то не учла. Или это было спровоцировано, кто-то помог — простимулировав ситуацию извне.
Ильич переглянулись со Шверником, потом Брежнев, ухмыльнувшись, спросил:
— А ты вроде, как и не причём?
В ответ я просто пожала плечами, и буркнула:
— А зачем они мой чемодан порезали…
Смеялись они оба долго, потом Леонид Ильич улыбаясь, сказал: