Просто иду…
Шрифт:
И запах мандаринов и конфет уводит в мир всех страждущих открытий…
– – Vita dulcis –(лат. сладкая жизнь)
Красиво лунная парча блистает,
Прекрасны нити в стае легких слов,
И время в колбочке стекает тайной
Песочком жёлтым под следами ног.
Рождаются прекрасные мгновенья
Из-под пера и топора любви.
Под вихрем образы в словесной лени
Целуют буквами парчовый лист.
Пергамент
А плотный мир за стёклами орбит
Течёт, как струйка в водопадном лете
Неся дорогу на молочный бриз.
Туман лиловый стелется упрямо
По тонким впадинкам высоких скал,
Внизу в песочном замке двое рядом,
Друг к другу жмутся в золотой обвал.
И каплей бег холодными ручьями
Стекают меж улыбок, глаз и губ,
Печатают по коже губы ямы
Синюшные, как в небе тысяч лун.
– – Танец умирающего лебедя… (посвящается Анне Павлов)
Безумие высокого полёта
И тайна всей небесной тьмы
На кончиках лебяжьего излома
Моей кисти парящей ввысь.
Плыву легко по сцене на пуантах,
Атласные шажки мельчат.
И дрожь кистей, как сцепленные банты,
Несу, откинувшись назад.
Мой лебедь не умрёт – он будет вечен.
Быстрей несите мой костюм!
Сегодня ночь желанного концерта…
Взлелею в танце каждый дюйм…
***
17 января 1931 года знаменитая балерина прибыла на гастроли Нидерланды, где ее хорошо знали и любили… В гостиницу был срочно вызван врач, который обнаружил у балерины острый плеврит. «Мадам, у вас плеврит. Необходима операция. Я посоветовал бы удалить одно ребро, чтобы было легче отсосать жидкость». В ответ на это Дандре воскликнул: «Как же так! Ведь она же не сможет завтра танцевать!».
Видимо, тогда и родилась легенда об «умирающем лебеде», которую приводит в своих мемуарах Виктор Дандре. Анна Павлова, уверяет мемуарист, любой ценой хотела еще раз выйти на сцену. «Принесите мне мой костюм лебедя», – сказала она.
– – День и ночь меняют лица… –
Тень на поле длинной плетью
Отразилась круговертью…
Яблок струйные рассветы
Расцветили небо лета…
Пальцы солнечные – веер -
Опустились на конверты,
Что лежали желтой лентой
На столе, как след вселенной…
Дух из двух и небыль с верой -
Серость кафельная неба -
Струи яблок льются в сито -
День и ночь меняют лица…
Лето – зимы, осень – весны,
Круг гончарный – мел извёстки…
Кружки, блюдца – обжиг горна…
Пали с неба истин зёрна…
Зёрна в поле – ленты стёкол,
Глаз у горна – пламя топок…
Струи яблок льются в сито -
День и ночь меняют лица…
– – Поцелуй Кибелы –
У сковородок длинны руки -
Попробуй только укусить!
В тебя вопьюсь зубами суки,
И вырву клок… Моё! Мессир!
Ты клеточка моя и жало!
Ты грешный мир всех босяков!
Ну, что готов поднять забрало
Иль будешь жалить губы в кровь!
Язык пророка на два хода!
Лизни меня – и ты герой!
Забьётся хохотом колода,
Да пень – змеиный парадокс!
Божественность моя как грешность,
А грешность словно бога трон!
В руках моих любовь и вечность,
И сетью стянутый мой стон!
Я жажду сеть порвать, как кожу,
Но ты, герой, лишь говорлив!
Так, слабака я уничтожу -
Таков удел Кибелы жриц!
– – Нежность у края –
Хлопья снежинок с берёзки слетают,
Красные ягоды далече рябят…
Медные косы над домом сверкают,
Я по тебе загрустила опять…
Что же меня растревожил напрасно,
Вместе с лучами надежду даря?
Сердцем лечу – над собою не властна,
Звёздочкой синей веду за моря…
Кажется, песней взлетаю над всеми,
Кажется, сердце мое так частит…
Крылья уставшие я на колени
Вместе кладу со словами любви…
В мягких ладонях, что нежность у края…
Вот задержались и снова парим…
Слышишь: за окнами песня простая?
Песенку эту поют воробьи…
Вот и жуланчик*, грудастый, рябину
Сладко терзает под танго синиц,
Видишь: во власти нежнейшего сплина
Я оказалась без наших зарниц…
*Обыкновенный снегирь, или жуланчик (устар.)
– – Под минаретом тьмы –
Под минаретом тьмы сгущаются мечты,
Под дальний долгий гул гремит, гремит звонок,
Уж третий – не пройди… тебя зовёт… прочти.
Прочти корявый звук, прочти звенящий слог.
Мне хочется опять гореть под драйвы струн,
Включая вновь и вновь одну и ту же боль,
Пусть музыка дерёт кровавый в дёснах звук,
Меня не увести отсюда будет прочь.
Горит в грудине ось – взглянул с усмешкой сноб:
"Иди, гуляй, иди и плачь по миру, голь!
Сумеешь, может быть, тогда ты сжать свой сноп!
Попробуй же собрать в словах такую соль!"
Вот хлеб и соль лежат за пазухой, как боль,
И я бреду опять послушать драйвы струн.
Пусть музыка дерёт кровавый в дёснах звук,