Просто любовь
Шрифт:
Она ступила на тропинку, по которой шла ранее. Остановилась, пытаясь определиться со своим местоположением. Посмотрев по сторонам, Энн решила, что да, именно на этом месте и стоял тот мужчина.
Но его больше здесь не было.
Его нигде не было видно.
Энн постояла какое-то время, опустив голову. Она могла бы пожелать ему доброго вечера и радушно кивнуть. Незнакомец мог бы ответить ей тем же. А потом она продолжила бы свой путь, довольная своим поведением и, сожалея о том, что что-то разрушило красоту этого человека.
Но она отшатнулась и убежала от него в страхе и отвращении. Что он почувствовал? Не так ли обращались с ним и другие
Как же она могла так поступить? Как она могла? И вот теперь она была достаточно наказана за то, что трусливо сбежала из дома. Она повела себя невежливо, даже хуже, по отношению к другому человеческому существу, которое ничем ее не обидело и не причинило никакой боли.
Вероятно, думала Энн, снова возвращаясь к дому, это был проходивший мимо незнакомец, который случайно забрел на землю герцога. Возможно, она больше никогда не увидит его.
Она презирала себя за то, что надеется на это.
Подходящим для нее наказанием было бы отправиться спать голодной, думала она, подойдя близко к дому и чувствуя, как ее желудок урчит от голода.
Всю ночь Энн никак не удавалось выбросить из своей головы мысли об искалеченном мужчине. Она не спала и думала о нем.
Бедняга. На что это похоже, жить с такой болью и уродством у всех на виду? Ох, и быть от этого таким одиноким!
Бедняга.
Но такая красота! Такое физическое совершенство столь жестоко разрушено!
Сиднем наблюдал за тем, как женщина уходила. На мгновение он подумал было пойти вслед за ней, но так он мог только усилить ее панику.
К тому же, он вообще не испытывал по отношению к ней никаких дружеских чувств.
Кто, к дьяволу, она такая? Вероятно, леди Аллин Бедвин? Она была единственной из всех жен Бедвинов, с кем Сиднем еще не был знаком. Но что она здесь делала одна? Почему с ней не было Аллина? И разве никто не предупредил ее, каким чудовищем был управляющий Бьюкасла?
Он был в другом мире. Точнее, он был в этом мире, но глубоко погруженный в последние бесподобные мгновения уходящего дня, когда солнце уже скрылось за горизонтом на западе, а ночь еще не вполне наступила. Это было изумительное сочетание серого и серебряного великолепия. Правая рука Сиднема зудела от желания покрепче обхватить кисточку, чтобы запечатлеть эту картину так, как он ее видел и ощущал. Но Сиднем сопротивлялся порыву согнуть пальцы этой руки, зная, что, попытавшись сделать это, он опять должен будет признаться себе, что это всего лишь иллюзия, что его правой руки, так же, как и его правого глаза больше не существует. И нет никакой кисточки. Ему пришлось бы признаться себе, что его видение действительности искажено, отсутствуют глубина и перспектива, сужено поле зрения – один глаз не давал верной информации его душе художника.
Но еще не наступил момент для такого признания. Красота все еще приводила его в восторг. Сиднем все еще был поглощен иллюзией счастья.
И вдруг что-то, что он уловил что-то краем глаза, а может быть, звук шагов, вернуло его в действительность (заставило его очнуться). Появилось ощущение, что он больше не один.
И когда Сиднем обернулся, там была она.
Или, возможно, возвращение к реальности произошло спустя мгновение после того, как он повернулся.
За мгновение до того, как это случилось, эта женщина, стоявшая на тропинке, казалась частью красоты этого вечера. Она была высокой и стройной, как ива, ее плащ развевался на ветру, открывая взору более светлое платье под ним. На ней не было головного убора. У нее были светлые волосы, возможно даже – белокурые, овальное лицо и прекрасные голубые глаза, хотя, говоря по правде, он видел все это одним глазом с расстояния двадцати футов, и поэтому не мог быть абсолютно уверен в правильности своего суждения, особенно в том, что касалось цвета ее глаз.
Эта женщина казалась воплощением красоты. На минуту Сиднем подумал…
О чем он тогда подумал?
Что она вышла из ночи, словно воплощение его мечты?
Было глупо даже предполагать нечто подобное, но, вероятно, именно такими были его мысли, прежде чем его резко вернули в реальность.
Но, он, несомненно, шагнул в ее сторону, не сказав ни слова. А она стояла, по всей видимости, ожидая его.
А затем Сиднем увидел ужас в ее глазах. А потом она развернулась и в панике убежала.
А чего он ждал? Что она улыбнется и раскроет ему свои объятия?
Он смотрел ей вслед и снова был Сиднемом Батлером – гротескным уродом. Без правого глаза и с багровыми шрамами от старых ожогов на лице, которые, парализовав там большинство нервов, тянулись вниз по всей безрукой правой стороне его тела вплоть до колена.
Он был Сиднемом Батлером, который никогда не будет снова рисовать, и ради которого ни одна красивая женщина не появится в ночи.
И хотя Сиднем уже давно перестал жалеть себя, но в такие моменты, как этот, когда его защита была ослаблена, жалость к себе возвращалась, как назойливый и непрошенный гость, чтобы мучить его. Он знал, что ему потребуются дни на то, чтобы вернуть душевное равновесие, чтобы напомнить себе, что теперь он, Сиднем Батлер – самый лучший и эффективный управляющий, которого герцог Бьюкасл нанял, чтобы следить за своими многочисленными владениями, – и это была оценка герцога, а не его собственная.
Он был Сиднемом Батлером, который научился жить один.
Без кисточки в его несуществующей правой руке.
Без женщины в его постели и в его сердце.
Он не стал задерживаться на уступе. Магия исчезла. Серебро ушло из моря, сменившись тяжелым серым цветом, который вскоре превратится в черный. На небе уже не было даже намека на закат. Ветер стал холодным. Пора было идти домой.
Сиднем отправился по тропинке в ту сторону, откуда пришла женщина. Пройдя несколько шагов, он осознал, что снова прихрамывает, и приложил значительные усилия, чтобы этого не делать.
Сейчас он больше, чем когда-либо был рад, что переехал из особняка в коттедж. Ему там нравилось. Наверное, он даже останется там и после того, как Бьюкасл и остальные гости разъедутся по домам. Коттедж с кухаркой, экономкой и лакеем – это все, что нужно холостому мужчине для комфорта.
С опозданием Сиднем осознал, что не было ничего особенного ни в плаще той женщины, ни в платье под ним, ни в том, что ее волосы не были аккуратно уложены. Должно быть, она была служанкой, которая приехала с кем-то из гостей. Она должна быть ею. Будь она леди Аллин Бедвин, то сейчас она была бы на ужине или в гостиной с остальными членами семьи.