Просто сосед
Шрифт:
И не отрицай. Признайся, ты ей позвонил. Теперь выкладывай все.
И не вздумай опускать подробности. Мне тридцать четыре года, значит, как женщина я нахожусь на пике сексуальности. Но я беременна, и на таком сроке, что из-за живота не вижу собственных туфель. Поэтому я могу заниматься сексом только косвенно, через впечатления других.
Так что давай, шалунишка, начинай стучать по клавишам.
Стейси
Кому: Стейси Трент <ih8barney@freemail.com>
От: Джон
Тема: Шалунишка отвечает
Для неработающей домохозяйки и матери двоих (точнее, двух с половиной) детей ты выражаешься весьма откровенно.
Любопытно, у других мамочек из ассоциации учителей и родителей тоже такое игривое воображение? Интересно же у вас, наверное, проходят благотворительные базары выпечки.
К твоему сведению то, на что ты намекала, не произошло. И если события будут и дальше развиваться так же, как они развивались до сих пор, то никогда и не произойдет.
Не знаю, что в этой девушке такого особенного. Я не самый галантный из мужчин, и вряд ли меня можно назвать плейбоем, но и полным идиотом меня пока никто не считал.
Но почему-то в присутствии Мел я всякий раз ухитряюсь выглядеть идиотом. Наверное, это наказание господнее зато, что с тех пор, как мы познакомились, я в основном только и делаю, что вру ей.
Мне пока не удалось ни разу даже пообедать с ней вместе. Как тебе известно, первая попытка окончилась тем, что мы стоя ели пиццу (и Мел еще сама заплатила за свой кусок).
Вторая попытка закончилась еще хуже: большую часть вечера мы провели в ветеринарной клинике. А потом я еще усугубил свою вину, набросившись на Мел на диване в квартире тетки Фрайлендера. Она упорхнула, выражаясь языком любовных романов, сбежала, как пугливая серна. Впрочем, этого следовало ожидать, ведь я повел себя как сексуально озабоченный подросток, разгоряченный школьными танцами.
Ну что, Стейси, удовлетворяет ли это твою потребность испытать романтические чувства опосредованно, через мои похождения? Пальцы ног, которые ты так давно не видела, подгибаются от возбуждения?
После инцидента на диване я чуть было не раскололся. И сейчас, ей-богу, жалею, что удержался и не рассказал ей правду. Пока что дела развиваются от плохого к худшему. Беда в том, что каждый день во лжи прибавляется к списку дней, за которые она меня возненавидит, когда наконец узнает правду.
А в том, что Мел ее узнает, я не сомневаюсь. Когда-нибудь везение мне изменит, и кто-нибудь, кто знает Макса Фрайлендера в лицо, скажет Мел, что я – это не он. А если я попытаюсь все объяснить, она наверняка и слушать не будет, потому что я вел себя глупо и нелепо, и она меня возненавидит, и тогда моя жизнь кончена.
Потому что по какой-то непостижимой причине вместо того, чтобы меня поносить, как поступила бы всякая здравомыслящая женщина на ее месте, Мел, кажется, прониклась ко мне искренней симпатией. Ума не приложу почему. Ведь, зная обо мне то, что она обо мне знает как о Максе Фрайлендере, – она должна возненавидеть меня всеми фибрами души.
Так
Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты думаешь: «Какого черта ты поперся?»
Ничего не могу сказать, сам не знаю, почему я туда пошел. Когда Мел попросила меня показаться ее друзьям, разговор происходил перед нашим офисом, причем она появилась там буквально ниоткуда, словно из-под земли. Я был так ошарашен – и так боялся, что кто-нибудь окликнет меня по имени, – что, кажется, заледенел, хотя на улице стояла жара под тридцать градусов. Солнечная погода, шум улицы, невообразимая суета, и тут вдруг, откуда ни возьмись, появляется она – волосы сияют вокруг головы, как нимб, а голубые глаза смотрят прямо на меня. В тот момент я бы, наверное, согласился, не раздумывая, на все, даже если бы она предложила мне есть стекло с ее ладони.
А потом я уже ничего не мог поделать, ведь я согласился. Я же не мог взять свои слова обратно.
И вот я в панике сбежал, пытаясь сообразить, знаком ли Макс с кем-нибудь из «Джорнал».
Потом я пошел и встретился с ними, как обещал. Сначала они отнеслись ко мне настороженно, хотя ради Мел старались этого не показывать – было ясно, что они ее очень любят. К концу вечера мы стали лучшими друзьями.
Но так вышло только потому, что единственная женщина, которая лично знакома с Максом, не пришла. Естественно, я узнал об этом, только когда уже пришел и Мел сказала: «Знаешь, Долли Варгас – ты с ней знаком – не смогла прийти, у нее на сегодняшний вечер оказались билеты на балет. Но она передавала привет».
Представляешь, как я был близок к провалу? Так что это лишь вопрос времени.
И что мне теперь делать? Если я скажу ей правду, она меня возненавидит и я ее никогда больше не увижу. Если не скажу, в конце концов она сама все узнает, и тогда она меня тоже возненавидит, и я ее никогда больше не увижу.
После того как друзья Мел ушли, она предложила не сразу ловить такси и ехать домой, а сначала немного прогуляться. Мы гуляли по Десятой улице. Помнишь, какой она была, когда вы с Джейсоном еще не переехали в пригород? Так вот, она не изменилась: это тенистая улица, застроенная респектабельными старыми особняками из песчаника, по вечерам их окна, выходящие на фасад, всегда освещены и видно, чем занимаются их обитатели: читают, смотрят телевизор, – словом, тем, чем обычно люди занимаются, когда стемнеет.
Пока мы гуляли, Мел взяла меня за руку. Мы просто не спеша прогуливались, и вот, пока мы прогуливались, меня вдруг осенило: со мной же никогда в жизни не было такого, чтобы я гулял по улице, держа за руку девушку, и чувствовал себя при этом совершенно счастливым.
А все потому, что раньше всякий раз, когда девушка хватала меня за руку, она делала это только для того, чтобы подвести к витрине и показать какую-нибудь вещь, которую я должен был купить ей.
Прости, я не жалуюсь, просто говорю тебе правду.