Просто вместе
Шрифт:
Помещение было крошечное, грязное, заставленное и… ниспосланное Провидением.
К тому моменту когда он неделей раньше обнаружил ее, Камиллу Фок, у своей двери — голодную, растерянную и молчаливую, — она уже несколько ночей провела на улице.
В первый момент он испугался, заметив чью-то тень на площадке.
— Пьер…
— Кто здесь?
— Пьер… — простонал чей-то голос.
— Кто вы?
Он включил свет и испугался еще сильнее:
— Камилла? Это ты?
— Пьер, — произнесла она, всхлипывая и подталкивая к нему маленький чемоданчик, — сохраните его для меня… Это мои инструменты, и я боюсь, что их украдут… У меня все украдут… Все, все… Не хочу, чтобы они забрали его у меня, потому что… тогда я сдохну… Понимаете? Сдохну…
Он решил, что она бредит.
— Камилла! О чем ты говоришь? Откуда ты взялась? Да входи же!
За спиной Пьера возникла Матильда, и девушка без чувств упала на подстилку.
Они раздели и уложили Камиллу в дальней комнате. Пьер Кесслер сидел на стуле рядом с кроватью, с ужасом вглядываясь в ее лицо.
— Она спит?
— Кажется…
— Что произошло?
— Понятия не имею.
— Ты только посмотри, в каком она состоянии!
— Тесс…
Через сутки она проснулась среди ночи и начала потихоньку наполнять ванну, чтобы не разбудить Пьера и Матильду. Они не спали, но предпочли не смущать гостью. Камилла прожила у них несколько дней — они дали ей дубликат ключей и не задавали вопросов. Воистину, этого мужчину и эту женщину послало ей Небо.
Предлагая Камилле поселиться в маленькой комнатке для прислуги, которую Пьер сохранил за собой в доме родителей после их смерти, он достал из-под кровати ее маленький клетчатый чемоданчик.
— Забирай, — сказал он.
Камилла покачала головой.
— Предпочитаю оставить его зде…
— И речи быть не может, — сухо отрезал он. — Ты возьмешь его с собой. У нас ему делать нечего!
Матильда отвезла ее в супермаркет и помогла выбрать лампу, матрас, постельное белье, несколько кастрюль, электроплитку и крошечный холодильник.
Прежде чем расстаться, она спросила:
— У тебя есть деньги?
— Да.
— Все будет в порядке, милая?
— Да, — повторила Камилла, сдерживая слезы.
— Не хочешь оставить себе наши ключи?
— Нет-нет, все будет хорошо, правда. Я… что могу сказать… ну что…
По ее лицу текли слезы.
— Не говори ничего.
— Ну хоть спасибо-то сказать можно?
— Да, — ответила Матильда, притянув ее к себе, — спасибо я приму с удовольствием.
Несколько дней спустя Кесслеры пришли ее проведать.
Они совершенно обессилели, поднявшись по лестнице, и рухнули на матрас.
Пьер смеялся, говорил, что это напоминает ему молодость, и напевал «Богему» Азнавура. Они пили шампанское из пластиковых стаканчиков, Матильда принесла целую сумку вкусностей. Слегка опьянев от шампанского и полные благожелательности, они приступили к расспросам. На некоторые вопросы она ответила, на другие — нет, а они приступили к расспросам. На некоторые вопросы она ответила, на другие — нет, а они не стали настаивать.
Матильда уже спустилась на несколько ступенек, когда Пьер обернулся и схватил Камиллу за руки:
— Нужно работать, Камилла… Теперь ты должна работать…
Она опустила глаза.
— Мне кажется, я много сделала за последнее время… Очень, очень много…
Пьер еще сильнее, до боли, сжал ее руки.
— Это была не работа, и ты это прекрасно знаешь!
Она подняла голову и выдержала его взгляд.
— Вы поэтому мне помогли? Чтобы иметь право сказать это?
— Нет.
Камилла дрожала.
— Нет, — повторил он, отпуская ее, — нет. Не говори глупостей. Ты прекрасно знаешь, что мы всегда относились к тебе как к дочери…
— Как к блудной дочери? Или как к вундеркинду?
Он улыбнулся и добавил:
— Работай. В любом случае у тебя нет выбора…
Она закрыла за ними дверь, убрала остатки ужина и нашла на дне сумки толстый каталог Sennelier. «Твой счет всегда открыт…» — гласила надпись на листочке. Она не смогла заставить себя пролистать книгу до конца и допила из горлышка остатки шампанского.
Она послушалась. Она работала.
Сегодня она вычищала чужое дерьмо, и это ее вполне устраивало.
Да, наверху можно было сдохнуть от жары… Накануне СуперДжози заявила им: «Не жалуйтесь, девочки, это последние хорошие денечки. Еще успеете наморозить задницы зимой! Так что нечего ныть!»
В кои веки раз она была права. Стоял конец сентября, дни стремительно укорачивались. Камилла подумала, что надо ей перестраиваться — ложиться пораньше и вставать после обеда, чтобы взглянуть на солнце. Она удивилась своим мыслям и включила автоответчик в почти беззаботном настроении.
«Это мама… Хотя… — голос зазвучал язвительно, — не уверена, что ты понимаешь, о ком речь… Мама, помнишь это слово? Его произносят хорошие дети, обращаясь к той, кто дала им жизнь… У тебя ведь есть мать, Камилла… Извини, что напоминаю о столь неприятном факте, но это третье сообщение, которое я оставляю тебе со вторника… Хотела узнать, обедаем ли мы вме…»
Камилла выключила автоответчик и поставила йогурт назад в холодильник. Села по-турецки на пол, дотянулась до мешочка с табаком и попыталась скрутить сигарету. Руки не слушались, пальцы дрожали, и ей потребовалось несколько попыток. Она до крови искусала губы, сконцентрировав все свое внимание на самокрутке. Это несправедливо. Ужасно несправедливо. Не стоит так расстраиваться из-за кусочка папиросной бумаги. Она провела почти нормальный день. Разговаривала, слушала, смеялась, даже пыталась включиться в общественную жизнь. Кокетничала с доктором, дала обещание Мамаду. Пустяк — и все-таки… Она давно не давала обещаний. Никогда. И никому. И вот несколько фраз из бездушной машины отбросили ее назад, приземлили, сломали и похоронили под грудой строительного мусора…
— Господин Лестафье!
— Да, шеф!
— К телефону…
— Нет, шеф!
— Что нет?
— Занят, шеф! Пусть перезвонят попозже…
Тот покачал головой и вернулся в свой кабинет, похожий на стенной шкаф.
— Лестафье!
— Да, шеф!
— Это ваша бабушка…
Вокруг захихикали.
— Скажите, что я перезвоню, — повторил разделывавший мясо Франк.
— Вы меня достали, Лестафье! Возьмите эту чертову трубку! Я вам не телефонистка!