Пространство Откровения. Город Бездны
Шрифт:
– Но она же могла выжить! Черт побери, даже оставив ее умирать, я мог бы потом хоть частично облегчить свою вину, если бы нашел смелость рассказать всю правду! Это послужило бы своего рода искуплением. Бог свидетель, Карина заслуживала лучшего, а я погубил ее, да еще и оболгал.
– Ты не убивал. Убила завеса.
– Я даже в этом не уверен.
– О чем ты?
Он повернулся на бок, вглядываясь в лицо Паскаль. Когда-то его зрение имело свойство сохранять прочные отпечатки увиденного.
– Я хочу сказать, – сказал Силвест, – что не знаю, действительно ли она погибла там. Во всяком случае, не знал тогда. Сам-то я выжил, хоть и потерял свойства, полученные от жонглеров. А что, если и она спаслась, как спасся я? Ее шансы были выше, чем мои, хотя и ненамного. Что, если ей просто не удалось известить меня о своем спасении? Ее могло унести далеко от завесы, прежде чем я сам вырвался оттуда. Я же, когда починил субсветовик, и не подумал искать ее. Мне и в голову не пришло, что она могла выжить.
– По очень весомой причине, – ответила ему Паскаль. – Она погибла. Ты можешь критиковать свои действия сейчас, но тогда интуиция подсказала тебе, что она мертва. Ведь если бы она не умерла, то наверняка нашла бы способ связаться с тобой.
– В этом я не уверен. Мне-то связаться не удалось.
– Тогда перестань думать об этом. Иначе никогда не расстанешься с прошлым.
– Слушай! – воскликнул он, вспомнив слова Фолкендера. – Ты говорила с кем-нибудь, кроме тюремщиков? Например, со Слукой?
– Со Слукой?
– С женщиной, которая держит нас здесь. – Силвест с его острым чувством исследователя понял, что тюремщики почти ничего не сказали Паскаль. – У нас слишком мало времени, я могу объяснить происходящее лишь в нескольких словах. Люди, которые убили твоего отца, принадлежат к «Истинному пути». Они увлажнисты, насколько я могу судить, вернее, какая-то ветвь этого движения. А находимся мы в Мантеле.
– Я догадывалась, что нахожусь за пределами Кювье.
– Кстати, из того, что они мне говорили, получается, что Кювье был ими атакован. – Силвест не стал сообщать ей остальное, например, что город теперь, видимо, необитаем. Ей это знать не обязательно, особенно сейчас, когда этот город – единственное место на планете, которое ей известно. – Я не знаю, кто там сейчас правит, возможно, это люди, лояльные твоему отцу, а может, и сторонники «Истинного пути». По словам Слуки, твой отец встретил ее отнюдь не с распростертыми объятиями, когда взял Кювье. У нее накопилось достаточно злобы, чтобы организовать его уничтожение.
– Долго же она копила злобу!
– Вот почему у нее не самый взвешенный характер на этой планете. Я думаю, что наш захват вовсе не входил в ее планы, но это случилось, и теперь она просто не знает, что с нами делать. Ясно, что наша потенциальная ценность не позволяет нас уничтожить, но пока… – Силвест помолчал. – Не важно. Что-то происходит. Что-то меняется. Человек, чинивший мои глаза, сказал, что ходят слухи о гостях…
– Каких гостях?
– Мне тоже интересно. Но он ничего не прояснил.
– Зато теперь есть почва для приятных фантазий.
– Если что-нибудь и способно изменить ситуацию на Ресургеме, так это только прилет ультра.
– Для Ремиллиода еще рановато.
Силвест кивнул:
– Если корабль на подходе, то можно смело держать пари, что это не Ремиллиод. Но кто, кроме него, захочет торговать с нами?
– Эти люди могли прилететь не ради торговли.
Наверное, следует считать это признаком высокомерия, но Вольева совершенно не умела перекладывать свою работу на других, как бы абсурдно ни выглядела альтернатива. Она была рада – если это слово в данном случае уместно – усадить Хоури в кресло, чтобы та попыталась уничтожить сбежавшее с тайного склада орудие. Она была готова даже допустить, что без помощи Хоури невозможно выйти из создавшейся ситуации. Но это вовсе не означало, что сама Илиа согласится сидеть сложа руки и ждать, чем все кончится. Слишком уж хорошо Вольева знала свой характер. Она будет биться над решением той же проблемы, только подойдет к ней с другого конца.
– Свинство, – сказала Илиа по-русски.
Как она ни ломала голову, ответ ловко ускользал. Вот уже кажется, готово решение – но другие мысли, забегая вперед, обнаруживают дефекты в логической цепи. С одной стороны, способность критиковать идеи, едва они приходят на ум, когда они даже не успевают полностью сформироваться, доказывает гибкость этого самого ума. Но с другой стороны, откуда взялось крайне неприятное ощущение, что тем самым она снижает свои шансы на успех?
Надо было как-то преодолеть это препятствие.
Вольева употребила слово «свинство», поскольку оно хорошо выражало смесь непонимания и отвращения, которые Илиа испытывала всякий раз, когда заставляла свой разум возвращаться к Хоури – и к тому, что творилось у стажера в голове. А Хоури в данный момент вся без остатка была погружена в абстрактное пространство управления корабельной артиллерией. В этом пространстве обитал и разум ЦАПа, и даже мышление самой Вольевой, поскольку ЦАП – дело ее рук. Сейчас она вела тщательный мониторинг ситуации, используя нейронные датчики браслета.
В голове у Хоури бушует буря, тут никаких сомнений. И эта буря разбрасывает свои мельтешащие пальцы по всему пространству управления артиллерией.
Вольева понимала, что все это как-то взаимосвязано. Все проблемы ЦАПа – безумие Нагорного, Похититель Солнц, самоактивация орудия и вот теперь этот хаос в разуме у Хоури, предвещающий новую беду, – соединяются в одну общую проблему. Наверное, решение существует или по меньшей мере существует общая картина, способная все объяснить, – но от таких предположений нет никакого толку.
А больше всего тревожило то, что даже сейчас, в такой опасный момент, часть сознания Вольевой работала над этой абстрактной проблемой, а не над тем, что было жизненно важно именно сию минуту. Вольевой казалось, что ее мозг – комната, битком набитая учениками. По отдельности они вундеркинды, и если бы слушали ее объяснения, то наверняка показывали бы потрясающие результаты. Однако некоторые ребятишки не желают уделять ей внимание, они лениво поглядывают в окно, пропуская мимо ушей призывы сосредоточиться на важном: собственные заботы кажутся им куда интереснее, нежели скучный урок.