Пространство Откровения
Шрифт:
Второй ярус – коренные породы, на которых извивались «змеи» и в которые запускали свои корни поддерживающие крышу «деревья», – имел структуру, сходную с кристаллической и заметно отличавшуюся от квазиорганических структур, располагавшихся выше. Людям в скафандрах пришлось спускаться по узким щелям между сходящимися кристаллическими формами, – так муравьи снуют в зазорах между кирпичами. Это было медленное дело, оно быстро истощало запасы реакционной массы, – так как отвесное падение приходилось то и дело притормаживать тягой.
Сначала Силвест предложил воспользоваться «кошками» с одножильным шнуром, которые могли выпускать (выращивать, выдвигать – Силвест не вникал в детали) скафандры, но Садзаки не согласился. Это сэкономило бы реакционную массу, но сильно замедлило спуск, а предстояло преодолеть еще сотни километров. Кроме того, это лишило бы их свободы маневра, заставив пользоваться лишь строго вертикальными «шахтами», и превратило в естественные цели для гипотетических противодиверсионных систем. Поэтому большую часть пути они пролетели по воздуху, останавливаясь лишь для сбора образцов минералов, из которых состоял Цербер. Последний пока не возражал против такого вампиризма, а кристаллы содержали достаточно тяжелых элементов, чтобы сгодиться на роль топлива.
– Похоже, Цербер не знает о нашем присутствии, – заметил Силвест.
Ему ответил Кэлвин:
– Может, и не знает. В его памяти, наверное, не сохранилось никого, кто спустился бы на такую глубину. Средства обнаружения незваных гостей и защиты от них могли атрофироваться от долгого бездействия. А может, их и не было никогда.
– Скажи, почему я произвожу на тебя впечатление человека, которого все время надо подбадривать?
– Потому что я принимаю твои интересы очень близко к сердцу. – (Силвест представил себе ухмылку Кэлвина, хотя эта симуляция не имела визуальных компонентов.) – Во всяком случае, я верю в то, что сказал. Думаю, чем глубже спустимся, тем меньше будет вероятность того, что в нас почуют нечто вредоносное. Это как человеческое тело – основная часть болевых рецепторов находится в коже.
Силвест вспомнил, как однажды мучился желудочными коликами – отправился в поход из Города Бездны и в дороге выпил слишком много воды. Есть ли хоть капля смысла в словах Кэлвина? Спору нет, они подействовали успокаивающе. Если верить отцу, все, что лежит ниже, сковано полусном. И тогда получается, что мощная оборона наверху не имеет смысла, потому что ядро планеты не действует ныне так, как планировали амарантийцы… Может, в этом мощном сундуке о семи замках и нет никаких сокровищ? Может, там лежит только ржавый хлам?
Не стоит так думать. Если все происходящее не лишено смысла, если последние пятьдесят лет его жизни имеют хоть какое-то значение, если его гипотезы – не пустые фантазии, то здесь должно быть нечто достойное поиска. Трудно было выразить словами, что заставляло Силвеста верить в это. Но его вера оставалась незыблемой.
Прошел еще один день спуска. Почти все время Силвест спал. Скафандр его будил лишь изредка, когда происходило нечто заслуживающее особого внимания. Например, если внешние параметры сильно менялись, выходя за рамки допускаемых величин, и скафандр считал нужным, чтобы хозяин сам оценил обстановку.
Не было никаких признаков того, что Садзаки спал в пути. Силвест допускал, что аномальная физиология позволяет триумвиру не спать. Его кровь сгущалась и очищалась с помощью циркулирующих в ней лечебных микророботов. Мозг, измененный жонглерами образами, мог обходиться даже без короткого сна.
На легких участках они спускались со скоростью до километра в минуту. Обычно это случалось, когда попадалась глубокая «шахта». Разумеется, обратный путь займет меньше времени, так как скафандры запомнят дорогу, если, конечно, в структуре самого Цербера не произойдет серьезных изменений. А пока нередко спуск на несколько километров заканчивался тупиком или «шахта» становилась слишком узкой. В этом случае приходилось отступать и искать новый путь среди многочисленных боковых ответвлений.
Они действовали методом проб и ошибок, так как датчики скафандров видели лишь на несколько сот метров, да к тому же со всех сторон обзору мешали массивы кристаллической породы. И все же путники преодолевали километр за километром, омываемые неестественным зеленовато-синим излучением стен.
Окрестная геология постепенно менялась. Появились какие-то полосы шириной в несколько километров, неподвижные, как ледники. Здесь кристаллы крепко держались друг за друга, но сводчатые полости и вертикальные разломы производили впечатление, будто «языки льда» свободно плывут в пространстве, молчаливо отрицая само понятие гравитации.
«Что же это? – недоумевал Силвест. – Мертвая материя или нечто куда более загадочное? Может, это детали планетарного механизма, столь огромного, что его невозможно ни увидеть, ни вообразить? Если это машины, то следует допустить, что они используют некое туманное состояние квантовой реальности, где такие концепции, как тепло и свет, растворяются в неопределенности».
Само собой, «ледники» и были холодны как лед, о чем сообщали температурные датчики скафандра, но иногда за полупрозрачной поверхностью этих образований он угадывал мощное скрытое движение, – так сквозь циферблат из органического стекла проглядывают работающие внутренности часов. Когда же Силвест обратился к скафандру с просьбой проанализировать это явление с помощью его сенсорики, результаты оказались слишком сумбурными, чтобы от них была польза.
После сорока часов утомительного спуска они сделали важное открытие. Здесь кристаллические породы образовывали переходную зону толщиной примерно в километр. «Шахты» в ней были шире, чем те, по которым путники спускались прежде. Диаметр некоторых из них достигал двух километров.
Стены всех десяти исследованных шахт излучали тот же неприятный зеленоватый свет, что и кристаллические образования на верхних уровнях, и эти стены едва уловимо подрагивали; напрашивалось предположение, будто все это – части огромного механизма, некие разнообразные и загадочные функции. Силвесту вспомнились великие пирамиды Египта, они тоже были пронизаны шахтами и тоннелями – рабочие, которые замуровывали расположенные внутри пирамид захоронения, нуждались в путях наружу. Может, и здешние полости предназначены для чего-то подобного? А может, они нужны для отвода тепла от работавших внизу огромных машин, которые сейчас бездействуют?
То, что Силвест и Садзаки нашли эти «шахты», можно было считать подарком судьбы – они сильно облегчали спуск. Но подарок не был лишен недостатков: стены гладкие; если на пришельцев нападут, спасения искать будет негде. Путей лишь два: наверх и вниз. Если оттягивать спуск, то опасность застрять в Цербере возрастает, ведь «Плацдарму» долго не продержаться. Поэтому они решили рискнуть и спуститься.
Но спуск здесь вовсе не означал свободного падения. Оно годилось раньше, когда вертикальные участки пути не превышали километра, а здесь из-за величины «шахт» возникали новые проблемы.