Пространство Откровения
Шрифт:
Вот в таком состоянии пребывала наука о жонглерах, когда экспедиция Силвеста достигла их мира, который назывался Морская Пена. И сейчас Силвест вспомнил его. Океаны! Приливы с отливами! Цепочки вулканических островов и вездесущая убийственная вонь морских водорослей. Все четыре будущих контактера прошли многомесячную подготовку, накрепко запечатлев в памяти меловой рисунок Ласкаля – могли повторить его с закрытыми глазами. И теперь, визуализируя эту мандалу, они окунулись в океан.
Жонглеры проникли в них, частично «растворили» их разумы, а затем воссоздали по собственным чертежам.
Когда четверо вышли из воды, они были уверены, что Ласкаль – псих и лжец.
Никаких следов инопланетного происхождения они в себе не обнаружили. Никакие космические тайны им не открылись. Никто из них не признался, что ощущает себя «каким-то не таким». Никто не похвастался, что стал понимать природу затворников.
Сложные неврологические тесты оказались более тонким инструментом, нежели человеческая интуиция. У всех четверых изменилось пространственное и когнитивное восприятие – правда, в масштабах, едва поддававшихся количественной оценке.
Шло время, а контактеры демонстрировали все новые особенности состояния ума – одновременно и привычные для них, и совершенно чуждые. Видимо, какие-то изменения все же происходили, хотя никто из четверки не взялся бы утверждать, что это имеет отношение к затворникам.
В любом случае надо было действовать быстро.
Как только завершилась основная проверка, всех четырех положили в криокапсулы, чтобы холодом законсервировать наметившиеся изменения. Они, конечно, начнут сходить на нет, как только контактеры проснутся, даже при условии применения экспериментальных психотропных средств.
Эти люди проспали весь путь к Завесе Ласкаля и еще несколько недель, пока исследовательский спутник маневрировал, чтобы приблизиться на три астрономические единицы – номинально безопасное расстояние. Разбудили контактеров перед самой отправкой.
– Я… помню, – сказал Силвест. – Я помню Морскую Пену!
Для него стала вечностью следующая минута, в течение которой врач, продолжая постукивать стилосом по губе, всматривался в показания медицинских приборов. Наконец он кивнул, что означало: Силвест прошел испытания.
– Знакомые места, а как здорово изменились! – сказал Манукян.
Он был прав – Хоури и сама видела перемены. С большой высоты глядя вниз, она не узнавала Город Бездны. Не было больше Москитной Сетки. Город снова открылся стихиям, его нагие башни смело поднимались в атмосферу Йеллоустона – а ведь еще совсем недавно они прятались под грязными драпировками куполов.
Шато де Карбо, замок Мадемуазели, уже не входил в число самых высоких здешних строений. Поставленные на высокие колонны, чем-то неуловимо похожие на космические корабли, новые здания могучими клинками врезались в раскаленное ржавое небо. Одно из них, напоминавшее не то акулий плавник, не то лист спинифекса, смотрело на мир сотнями узких окон; его украшал огромный символ из булеановой математической логики – эмблема сочленителей.
Как паруса белоснежных яхт, реяли эти дома над остатками Мульчи и ажурными стенами резали на огромные ломти свежий ветер гор. Только кое-где еще торчали гнилые зубы старой архитектуры, а на ее верхних этажах доживали остатки Полога. Старый город-лес падал под натиском блистающих зданий-лезвий.
– В Бездне что-то выращивают, – продолжал Манукян. – Аж в самой глуби. Почему-то назвали это «Лилли». – В голосе звучало отвращение с оттенком благоговения. – Видевшие рассказывают о громадной вонючей дышащей кишке – как будто из живота самого бога. Она липнет к стенам. Отрыжка Бездны ядовита, но, когда она прошла через «Лилли», ею можно дышать.
– И все это за двадцать два года!
– Да! – ответил кто-то третий.
По ставням – блестящим черным броневым листам – быстро скользнула тень. Хоури резко повернулась и успела заметить, как останавливается бесшумно приблизившийся паланкин. Его вид напомнил и о Мадемуазели, и о многом другом. Ане казалось, что между их последней встречей и нынешним появлением паланкина прошло не больше минуты.
– Спасибо, Карлос, что привели ее сюда.
– Теперь все?
– Думаю, да. – Голос Мадемуазели рождал слабое эхо. – У нас мало времени, и это притом, что мы потеряли столько лет. Я нашла экипаж, который подыскивает кого-нибудь вроде Хоури, но корабль простоит тут всего несколько дней, а потом покинет систему. Упустить этот шанс мы не можем. Ана должна пройти обучение, вжиться в роль и внедриться в команду за оставшийся срок.
– А если я скажу «нет»? – спросила Хоури.
– Но вы же этого не скажете, правда? Ведь теперь вы знаете, что я могу вам сделать. Не забыли?
– Такое забудешь.
Она очень хорошо помнила то, что ей показала Мадемуазель. В другой капсуле для криосна лежал человек. И этим человеком был ее муж Фазиль. На самом деле их никогда не разлучали. Обоих доставили сюда с Окраины Неба – чиновничья ошибка оказалась милостива не только к Ане. Да и была ли она, эта ошибка? С самого начала можно было догадаться, что кто-то принимает самое деятельное участие в судьбе Хоури. Неспроста же она с такой легкостью получила место наемного убийцы в «Игре теней»! Эта роль, как она теперь понимала, понадобилась только для проверки ее пригодности к другой задаче. Ну а заручиться ее согласием было проще простого. Фазиль в руках Мадемуазели. Если Хоури откажется, она больше не увидит мужа.
– Никогда не сомневалась в вашем здравомыслии, – сказала Мадемуазель. – И вообще, Хоури, мое поручение не такое уж и сложное.
– А что с кораблем, который вы нашли?
– Это просто торговцы, – произнес Манукян успокаивающе. – Я сам из них. И когда пребывал в этом качестве, мне удалось спасти…
– Хватит, Карлос.
– Извините. – Он оглянулся на паланкин. – Я лишь хотел сказать, что здесь не угадаешь, с кем нам придется иметь дело.
Благодаря то ли случайности, то ли причудливой игре подсознания инженеры, строившие по заданию СИИЗа корабль для исследования завесы, выбрали форму символа бесконечности. Он состоял из двух каплевидных модулей, соединенных между собой «муфтой». Модули были набиты аппаратурой жизнеобеспечения, разведки и связи, а в «муфте» находились двигатели и разнообразная научная аппаратура. Каждому исследователю предстояло жить в индивидуальном модуле, который в нештатной ситуации – например, при прекращении мониторинга психической активности его пассажира – мог быть отделен.
Включив реактивную тягу, корабль устремился к завесе, тогда как исследовательская станция отошла на безопасное расстояние – туда, где ее ждал субсветовик. Рассказ Ласкаля заканчивался тем, что разведчик стал быстро удаляться, уменьшаясь в размерах, пока не превратился в лиловое пятно ракетного выхлопа с красным и зеленым миганием бортовых огней. Вскоре они тоже исчезли. Все залила темнота, будто расползалась огромная клякса туши.
Никто достоверно не знает, что произошло потом. Большая часть информации, собранной в полете Силвестом и Лефевр, была безвозвратно утеряна, включая и ту, которую они передавали на станцию и субсветовик. Не только длительность последующих событий, но даже их точный порядок теперь вызывает сомнения. Все, что известно, записано со слов Силвеста. Но ведь и он, по его собственному признанию, пребывал в измененном состоянии сознания и даже частично терял его вблизи от завесы. Так что его воспоминания трудно считать надежным источником.