Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства
Шрифт:
«Судьба, что ли? — подивился Коровин. — Вот уж, кому рассказать — не поверят…»
После всех ночных страхов по всей логике вещей надо было дернуть отсюда подальше к такой-то маме. Ни Барона, которого Леха, правда, в лицо еще не знал, ни Мосла с Лопатой ему видеть совершенно не хотелось. А то, что банкир и все эти кожаные курточки были как-то связаны — ясно как божий день. Если ребятки эти здесь и, скажем, дружно утешают банкиршу с дитями, то Леха им может чем-то не понравиться. Например, рожей. Захотят осмотреть, обыскать —
Но так уж устроен русский мужик, что логике не поддается. Все понимает, все ощущает, а делает наоборот.
Когда Леха вошел в единственный подъезд девятиэтажку он даже не знал, что делать, если вдруг с кем столкнется. Тем более, что лифт не работал и на третий этаж он шел пешком. Пока шел, додумался: если откроет баба, то спросить, не она ли Митрохина, а если мужик — то сказать, что домом ошибся…
В общем, дошел он до двери с номером 23. Металлической, оклеенной дерматином. Рядом было еще три почти таких же. Звонок Леха нажал не без робости.
На первое посвистывание звонка-«соловушки» никто не отозвался. Леха прислушался, нажал еще раз. Что-то ворохнулось в глубине квартиры, а потом послышалось шарканье шлепанцев.
— Кто там? — спросил сонный голос. Женский.
— Простите, это Митрохиных квартира? — Леха постарался говорить посолиднее. Так, как с начальником цеха разговаривал.
— Да, Митрохиных, — ответила женщина. Темный глазок на двери осветился, а потом тут же затемнился — видно, хозяйка или кто там подсматривала.
Леха не знал, как он выглядит со стороны, но догадывался, что не очень прилично. Он, правда, помылся, побрился и подстригся у Нинки, но одежка была грязновата.
Посмотрев немного в глазок, женщина открыла дверь. Леха даже подумал, что увидит у нее за спиной каких-нибудь мордоворотов типа Котла. Уж слишком быстро открыла, не стала спрашивать, зачем да почему. Но никого, кроме нее, в прихожей, по крайней мере, не было.
Коровин решил, что это какая-нибудь прислуга. В сером халатике, коротко стриженая, белобрысая с рыжинкой, в очках на маленьком вздернутом носу с конопушками. Небольшого росточка, полненькая, но не толстая. Лет тридцати, наверное.
Только после того, как Леха вошел и сказал: «Здрась-те!», женщина спросила:
— А вы кто?
— Я? Я Коровин Алексей. Вы банкиру Митрохину кто будете?
— Сейчас, можно считать — никто. А раньше была женой.
— Вот как… — пробормотал Леха. — Вас как, не Галина зовут? Вы не Галина Юрьевна?
— Именно так, я Галина Юрьевна. А в чем дело?
— Да вот, — ответил Леха, достав простреленные корочки с вырванным листком. — В лесу нашел… Тут ваш адрес.
Женщина посмотрела на листок, повертела в руках корочки.
— Это от… пули? — Она осторожно прикоснулась пальцем к дырке, пробитой в обложке. — Значит, правда?
— Что? —
— Что его убили?
Спокойно так сказала, без волнения и страха в голосе. Так, осведомилась, будто о совсем чужом. Но и без радости. Конечно, разведенки чаще всего своих мужей бывших терпеть не могут и называют исключительно матерными словами. Во всяком случае, бывшая Лехина жена его только так и поливала. И уж, наверное, если б узнала, что Леха по какой-то причине отдал концы, то злорадствовала бы вовсю. А эта — ни то, ни се.
— Я только по телевизору услышал, что он пропал, — пояснил Леха. — А паспорт мы с другом в лесу нашли. За грибами ходили. Потом вечером телевизор смотрим — а там говорят: «Банкир Митрохин пропал. Позвоните по такому-то телефону, если кто чего знает».
— Ну да, я знаю… — произнесла Галина. — Вознаграждение обещали. Так что вы не по адресу. Вам надо было по телефону звонить. Я вам, к сожалению, никакого вознаграждения выдать не могу. У меня только-только до зарплаты дожить, да и то не знаю, дадут ли в этот раз.
— Понятно, — кивнул Леха, — дело знакомое. А вы кем работаете?
— Учительницей. А вы, наверное, колхозник?
— Нет, — сказал Коровин, — я инженером работал на Машиностроительном. Но вот уж два года как на вольных хлебах.
Вообще-то надо было уходить. Все равно ничего хорошего тут не дождешься. И разговаривать не о чем. Опять же, зачем в этом городе засиживаться? Тем более, что тут всякие Бароны и Мослы бегают… И Котел где-нибудь в морге лежит.
А денег Леха уже заработал достаточно. Лишь бы только живым доехать.
Но тут банкирша-учительница предложила:
— Чаю хотите? Мне скоро на работу, все равно чего-то перекусить надо. Вы ж, очевидно, очень рано встали… Сейчас пять часов утра. Все равно не усну. Не откажетесь чаю попить?
Леха как-то неожиданно для себя согласился.
— Не откажусь.
Сняв ботинки, Леха прошел на кухню. Хозяйка зажгла конфорку, поставила чайник, вытащила из холодильника вареную колбасу — бывшую по 2-20, масло, а потом поставила на стол хлеб и сахар.
— Извините, больше нет ничего…
— Да что вы, — пробормотал Леха, — какие там извинения! Это уж вы меня извините, что приперся в такую рань. Напугал, наверное, да и известие принес невеселое.
— Да, невеселое, — вздохнула Галина, нарезая хлеб, — но не совсем неожиданное. Я знала, что так и будет. Задолго до того, как сообщили, что он исчез. Он сам себе эту судьбу выбрал.
— Как это?
— А когда в банкиры записался, тогда и выбрал. Я, правда, это попозже поняла.
— Странно, — заметил Коровин, — я-то, когда сюда шел, беспокоился, как вам этот листок показать… Вроде бы просто картонка с бумажками, а вот… Все-таки ведь я только паспорт нашел. А мертвого его не видел, врать не буду. Может, и жив, как думаете? Может, только ранен, а?