Простым ударом шила

Хейр Сирил

— Это среди них вы предполагаете найти тех, кого ищете?

— Будет видно, сэр. Не хочу смущать вас, поселяя в вашей душе подозрения относительно людей, с которыми вы каждый день встречаетесь и которым передаете соль во время завтрака. Вам стало бы очень неуютно среди них.

Петтигрю не надо было объяснять, насколько неловкой была бы такая ситуация.

— Прекрасно понимаю, — сказал он. — Но я хотел спросить не совсем о том. Просто, когда я ушел из «Бойцового петуха», мне пришло в голову, что есть человек, которого вы ни разу не упомянули.

— Неужели, сэр?

— Да. Это мисс Дэнвил.

— О, Господи помилуй, мисс Дэнвил! С ней все в порядке. По крайней мере… — усмехнулся он, — в том, что касается

работы. Мне иногда бывает интересно, откуда правительство берет таких. Нет, правда.

И больше ничего о мисс Дэнвил Петтигрю из него вытянуть не смог.

Они расстались на Хай-стрит под первыми редкими каплями дождя.

— Всего хорошего, сэр, — сказал Моллет. — Надеюсь, вы получили от прогулки такое же удовольствие, как и я. Этот морской воздух замечательно возбуждает аппетит. Если бы еще на столе ожидало что-нибудь, заслуживающее такого аппетита!

Петтигрю, которому была известна репутация инспектора как любителя поесть, выразил ему свое сочувствие.

Моллет вздохнул.

— На Бридж-стрит, второй поворот отсюда налево, есть небольшое кафе, — сказал он. — Мистер Джеллаби сообщил мне, что против хозяина вот-вот возбудят дело о нарушении Продовольственного регламента. Думаю, вам стоит наведаться туда, сэр, пока не поздно. Говорят, там прекрасная кухня. Сам я как полицейский, увы, не могу позволить себе, чтобы меня там увидели, — заключил он печально.

Глава восьмая

Шум в коридоре

Как справедливо заметил инспектор Моллет, расследование случаев нарушения Регламента, регулирующего производство, торговлю и распределение мелкой продукции, было делом скучным, даже если удостоить его звучного титула «Дело о черном рынке». Петтигрю было трудно поддерживать интерес к предмету, несмотря на тот факт, что теперь он мог не без основания подозревать в причастности к делу одного или даже больше своих коллег по управлению из ближнего окружения. С другой стороны, отношения между этими же людьми как индивидуумами продолжали порождать проблемы, которые — при том что они раздражали его — он не мог игнорировать. К его досаде, они начали проникать и в офис, вместо того чтобы оставаться в пределах нерабочего времени, проводимого в «Фернли».

Такое развитие событий проявилось в целом ряде случаев нарушения тишины за дверью его кабинета. Помещение, занятое Контрольным управлением, вообще говоря, нельзя было назвать тихим местом, но Петтигрю повезло иметь кабинет в самом укромном его уголке. Между ним и гулкими залами, где велась основная работа департаментов, находились женские туалетные комнаты и маленькая каморка, приютившая крикливый чайник мисс Дэнвил. Напротив располагалась лестница, которая вела наверх, в канцелярию. С другой же стороны от Петтигрю обитали только начальник управления и его непосредственные помощники. Отчасти потому, что они были персонажами степенными, исполненными подобающего собственного достоинства, отчасти потому, что в соответствии с их положением в служебной иерархии им полагались ковры и ковровые дорожки даже в коридорах, ведущих к их кабинетам, с этой стороны не доносилось почти никаких звуков. Таким образом, движение мимо двери кабинета Петтигрю было минимальным. Посторонние посетители начальника проходили через боковую дверь, находившуюся в дальнем конце коридора, а у рядовых сотрудников, если не считать время от времени доставляющих бумаги курьеров, почти не было поводов появляться в августейших пределах. Сидя у себя за столом, Петтигрю мог слышать, если бы дал себе труд прислушаться, отдаленный шум, доносившийся из больших комнат, и шаги посыльных, постоянно снующих вверх-вниз по лестнице. В остальном же его покой нарушался редко.

Поэтому не шум как таковой, тем более что он был слабым и возникал довольно редко, вызвал его неудовольствие, а скорее тот факт, что характер этого шума не вписывался в

привычный звуковой фон офиса. Петтигрю пребывал сейчас в таком настроении, что любое отклонение от устоявшейся рутины казалось ему зловеще подозрительным. Он уже наизусть знал распорядок всего, что происходило за его дверью, и мог точно сказать, шаги ли это посыльного, приносящего утреннюю почту в комнату мисс Браун, или твердая ведомственная поступь начальника, шествующего в столовую на обед. Но этот шум был иным. Петтигрю вообще не мог соотнести его ни с каким видом служебной деятельности. Шум в основном состоял из быстрых пробежек вперед и назад, сопровождающихся приглушенными разговорами, которые иногда велись в самом коридоре, а иногда (насколько он мог судить) в каморке, где заваривали чай.

Теперь, не будучи столь занятым, Петтигрю мог позволить себе отвлечься на подобные вещи, но пока еще не настроился на то, чтобы предпринять какие-нибудь действия. Несколько раз он собирался было поинтересоваться источником непривычного шума у мисс Браун, но подумал, что в данный момент будет безопаснее ограничить их общение сугубо деловой сферой. Но в каком смысле «безопаснее», он не мог бы сказать. Наконец он решил выяснить все сам и сделал это простейшим способом. Однажды днем, когда таинственный шум достиг апогея, он быстро вышел из кабинета и резко распахнул дверь, ведущую в коридор. Вероятно, сказалась долгая лондонская привычка переходить улицы, потому что он машинально посмотрел сначала направо, в направлении кабинета начальника управления, и как раз вовремя, поскольку успел мельком заметить мужскую фигуру, согнувшуюся пополам возле двери этого кабинета и совершенно очевидно подглядывающую в замочную скважину.

Едва он успел мысленно зафиксировать эту картинку, как мужчина выпрямился и, заложив руки в карманы, спокойно направился к нему, усиленно изображая непринужденность. Источник света находился у него за спиной, так что Петтигрю узнал мужчину, лишь когда тот приблизился к нему вплотную. Это был Вуд.

— Добрый день, — сказал он, поравнявшись с Петтигрю. Он изо всех сил старался говорить небрежно, но добился лишь того, что приветствие прозвучало сконфуженно.

— Добрый день, — ответил Петтигрю. Казалось, что сказать больше нечего, и Вуд собирался уже было пройти мимо, когда из-за открытой двери буфетной послышался тоненький женский смех. Тембр был знакомым, так что Петтигрю ничуть не удивился, когда в дверном проеме, зажимая рот носовым платком, появилась миссис Хопкинсон с красным от сдерживаемого смеха лицом.

— Здесь есть еще кто-нибудь из ваших друзей? — спросил Петтигрю, обращаясь к Вуду и стараясь, чтобы вопрос прозвучал неодобрительно. Из скучнейшего места на земле Марсетт-Бей, похоже, превращался в настоящий сумасшедший дом, и ему вовсе не хотелось покорно терпеть присутствие здесь этих конкретных его пациентов.

Не без удовольствия он заметил, что от уверенности Вуда не осталось и следа.

— Пожалуйста, не могли бы вы… не могли бы вы говорить не так громко? — пробормотал Вуд. — Видите ли, нам не положено здесь находиться, и… и…

Петтигрю не собирался ему помогать, а Веселая Вдова, судя по всему, от смеха не могла вымолвить ни слова. Так бы и заикался Вуд до бесконечности, если бы помощь не пришла с неожиданной стороны.

— Боюсь, мы попали в весьма неловкое положение, — произнес учтивый голос, и из буфетной появился Иделман. — Не возражаете, старина, если мы все зайдем на минутку в ваш кабинет? А то мы тут слишком на виду.

Петтигрю решительно возражал, в первую очередь против того, чтобы Иделман называл его «старина», тем не менее позволил трем незваным гостям затолкать себя обратно в кабинет. Здесь, снова перехватив инициативу, он быстро прошел за стол и уселся в кресло. Так он чувствовал себя в положении судьи и мог смотреть на нарушителей границ своих владений с чувством превосходства.