Простым ударом шила
Шрифт:
До Петигрю вдруг дошло, какого рода "мелкие покупки" имеются в виду и для чего ей скоро понадобится "еще один выходной день позже". Неизвестно почему, но сама идея одной отправиться в Лондон, чтобы застраховать свою жизнь и приобрести скромное приданое, а потом выпросить еще один день на венчание с Филипсом, показалась ему в высшей степени патетической. Однако единственное, что он мог сделать в сложившейся ситуации,- это постараться скрыть от мисс Браун тот факт, что она стала невольным объектом его глубочайшей симпатии. Чуть подумав, он пожал плечами и как можно безразличнее сказал:
– Что ж, в таком случае лично я не вижу особых причин настаивать на вашем присутствии в офисе начиная с этой минуты. Нет, не надо мне говорить, что еще далеко не полдень, прошу вас. У нас нет ничего срочного, что не могло бы подождать до вашего возвращения.
–
– Дорогая моя, если бы мои слова не могли быть превратно истолкованы, я бы с превеликим удовольствием сказал: "Плевать мне на все эти меморандумы Совета по торговле!" Так что вперед, отправляйтесь по своим делам. Запаситесь сандвичами в кафе на Бридж-стрит и придите на станцию пораньше. Тогда вам, может быть, удастся занять сидячее место, если, конечно, головорезы из министерства контрактов полностью не заняли их в Гринлейке.
Освободившись на целых три дня от своей секретарши с гораздо большим чувством облегчения, чем того можно было ожидать, Петигрю не без удовольствия открыл досье компании "Бленкинсоп" и с головой погрузился в спокойное, неторопливое чтение содержащихся там секретных материалов.
В целом отсутствие мисс Браун прошло вроде даже как бы незаметно. Петигрю только раз пошел на рискованный эксперимент часа на два попросить для себя стенографистку, коей оказалась молоденькая девица с красивым смышленым личиком. Кем и откуда это дивное явление было, неизвестно, но она напомнила ему о некоем довольно неприятном инциденте в прошлом, который упорно сидел где-то на задворках его памяти. Он, сам того не желая, вспомнил о нем, как только она, закончив работу, вышла из его кабинета, поскольку за дверью сразу послышался вульгарный, самоуверенный голос Рикеби, обвиняющего девушку в том, что ему пришлось "десять минут, целых десять минут" ждать ее в коридоре!
Какая наглость! Делать его обитель, уединенностью и элитностью которой он так гордился, местом для свидания недоумков! Это уж слишком... Петигрю немедленно отказался от любой мысли о замене мисс Браун кем-либо еще и решил на время удовольствоваться складыванием бумаг в отдельную стопку, которую она расшифрует и распечатает по приезде. Телефон доставлял ему куда меньше проблем: на любой, по его мнению, не самый желанный звонок он, стараясь подражать автоответчику, механическим голосом произносил: "Простите, но секретаря мистера Петигрю сейчас нет на месте. Если хотите, можете оставить для него сообщение. Всего доброго". Кстати, он с удовлетворением отметил, что мало кто из звонивших захотел доверить свою информацию некому безликому помощнику.
Жизнь в Фернли тоже, казалось, на время стала явно более цивилизованной. В четверг вечером Вуд ужинал где то в ресторане со своими друзьями, и это наглядно продемонстрировало всем, что в отсутствие главного создателя "заговора" интерес к нему заметно угас. Несколько позднее, ближе к концу ужина, Эдельман, которого, по его собственным словам, туда просто "заманили", развлек всех своими остроумными и, мягко говоря, на редкость ядовитыми нападками на все широко обсуждаемые социальные и политические реформы. Фонтан его поистине блестящей словесной пиротехники неожиданно прервало несколько запоздалое появление не совсем трезвой миссис Хопкинсон. В отличие от большинства женщин, с которыми Петигрю за свою долгую жизнь приходилось так или иначе иметь дело, алкоголь явно шел ей на пользу. Ее ничем не сдерживаемая доброжелательность невольно передавалась другим, и они, даже не успев толком понять, что, собственно, происходит, уже все вместе сидели, азартно, прерываясь только на взрывы смеха и взаимного подкалывания, играли в крайне популярную в то время игру под названием "монополия". Игра продолжалась слишком долго, намного дольше обычного, и закончилась только тогда, когда Филипс торжественно объявил победителя. Вечером следующего дня мисс Кларк и Веселая Вдова отправились в кинематограф, а Рикеби - в Уайт-Харт, в то время как оставшиеся четверо с удовольствием сыграли партию в бридж колодой карт, несколько потрепанной во время их предыдущей забавы. Мисс Дэнвил не принимала участия во всем этом, так как была занята размышлениями о своей исторической книге. Отправляясь в тот вечер на покой, Петигрю с радостью отметил про себя, что за два минувших дня получил больше удовольствия, чем за все время пребывания в Марсет-Бей. Тоскливая, скучная и однообразная жизнь здесь, хотел он этого или нет, сделала из него нечто вроде закоренелого пессимиста, поэтому он был искренне рад, что все, может быть, далеко не так плохо. Но как долго это протянется?
Оказалось, совсем недолго. Уже в четверг за обедом стало ясно, что у мисс Кларк был плохой день на работе - она поссорилась с помощником старшего инспектора и теперь просто горела желанием на ком-то выместить свою обиду. Атмосфера в зале накалялась все больше. Миссис Хопкинсон появилась, как обычно, однако на этот раз не только трезвая как стеклышко, но и полностью лишенная столь привычного для нее дружелюбия. По мнению неплохо разбиравшегося в вопросах такого рода Петигрю, она находилась под воздействием затянувшегося похмельного синдрома, и ей тоже не терпелось выплеснуть накопившуюся желчь на первого попавшегося под руку человека. Вскоре Филипс заявил о своем желании вернуться в кабинет, чтобы доделать кое-какую работу, вежливо откланялся и покинул зал. Не успела за ним закрыться дверь, как миссис Хопкинсон и мисс Кларк объединенными усилиями принялись его поносить: дескать, Филипс просто коварная, вероломная, бесчеловечная скотина, которая каким-то подлым способом ухитрилась заманить глупенькую, ничего не подозревающую бедняжку мисс Браун в западню, и при этом почему-то не нашлось никого, кто предостерег бы ее от столь необдуманного шага. Ну и так далее и тому подобное... До боли знакомая песня, с сожалением подумал Петигрю.
Впрочем, как ни странно, мисс Дэнвил, которая, побаиваясь мисс Кларк, никогда не вступала с ней в спор, неизвестно почему набралась храбрости и решила встать на защиту Филипса. По ее убежденному мнению, он на редкость хороший, милый и душевный человек и мисс Браун очень повезло, что она сумела завоевать сердечное расположение такого исключительного джентльмена. В ответ мисс Кларк только презрительно хмыкнула и заметила, что мнение мисс Дэнвил о мистере Филипсе, да и вообще о ком-либо еще, не стоит даже принимать во внимание, в чем ее немедленно и довольно яростно поддержала миссис Хопкинсон, обрушившись на бедняжку мисс Дэнвил градом самых безжалостных обвинений: мол, всем прекрасно известно, что по каким-то собственным эгоистическим и наверняка злокозненным причинам именно она своими собственными руками подтолкнула бедную девушку в коварные объятия этого обольстителя, которого иначе чем мормоном, то есть многоженцем, и назвать нельзя!
– Как только у вас поворачивается язык говорить такое?- растерянно пролепетала побледневшая мисс Дэнвил.
– Да, мормон!- назидательно подняв указательный палец, уверенно повторила миссис Хопкинсон.- Он и есть самый настоящий мормон. Хотя и объявляет себя вдовцом. Все они так говорят! А мне доподлинно известно, что у него живая жена и трое детей. Бедные крошки! Он собирается погубить еще одну бедную душу, и виноваты в этом будете вы, и только вы!
– Это неправда, неправда! Зачем вы лжете?- возмущенно воскликнула мисс Дэнвил, уже вся в слезах.
Ссора, возникшая в одном из углов зала, постепенно переросла допустимые границы и стала настолько громкой, что привлекла внимание остальных. Петигрю, который, сидя в дальнем углу зала, безуспешно пытался написать письмо другу, отчетливо услышал последнее замечание миссис Хопкинсон и решил, что пора вмешаться.
– Простите, миссис Хопкинсон, но как же можно прилюдно высказывать такие чудовищные обвинения?- строгим тоном спросил он.- Если вы будете продолжать так и дальше, вас могут ждать большие неприятности.
– Но это чистая правда,- упрямо ответила она.
– На самом деле? В таком случае, может, не затруднитесь сообщить мне конкретные доказательства этого?
– В этом нет никакой необходимости: это и так ни для кого не секрет. И нечего здесь козырять адвокатскими терминами насчет каких-то там "конкретных доказательств" - мы, слава богу, пока еще не в суде.
– Не спешите делать выводы, уважаемая, боюсь, вам придется выслушать еще несколько адвокатских терминов, которые, надеюсь, будут вам понятны. Вы только что публично обвинили мистера Филипса в попытке совершить акт многоженства, что по законам нашей с вами страны является серьезным уголовным преступлением. Если хоть кто-то из присутствующих пожелает довести ваши слова до сведения мистера Филипса, вас вполне можно привлечь к суду за клевету и за нанесенный вами моральный ущерб приговорить к такому наказанию, которое перечеркнет все ваши планы на дальнейшую жизнь. Полагаю, с точки зрения адвокатских терминов я выразился достаточно ясно?