Протер
Шрифт:
Выглядел он, прямо скажем, неприглядно. Был сухощав, желт, желчен, изо рта торчала противно воняющая сигара. Казалось, ему так и хочется врезать по лицу г. Останцони. – А, общаетесь! – проговорил этот еще один г. Останцони. Он был третий в стремительно размножающейся команде хозяев. На немой вопрос доктора, что все это значит, господин Останцони пояснил: – Все в порядке. Я отправляюсь в другую галактику. А эти два останутся здесь. Кстати, высшая г. Останцони летит с нами. Так что и волки сыты, и овцы целы. – Так есть еще и третья госпожа Останцони? – вымолвил пораженный доктор.
– Это вы, наверное, меня подпоили чем-то наркотическим, – высказал он ужасную догадку, – и у меня все
– Отнюдь, дорогой доктор, это просто другая реальность. Сейчас и вы тоже размножитесь. – Размножаться мне уже поздно! – саркастически ответил доктор.
– Размножаться никогда и никому не поздно! – возразил г. Останцони. И, признаться, в его возражении была доля истины!
– Подходите, дорогой профессор, к зеркалу, – любезно предложил хозяин. И прозвучала эта просьба так, что у доктора не нашлось сил отказаться. Профессор подошел, влекомый некоторой магической силой, и с некоторым любопытством. Зеркало оказалось необычным. Он отразился в нем два раза одновременно. Г. Останцони за спиной доктора придвинул какую-то рамку. И докторов оказалось трое. У одного тоже светился нимб. Второй, тот, который стоял перед зеркалом, остался таким же. И еще появился третий – противный типчик, начавший неприятно вихляться, квакать, строить рожи, и был отвратительным во всех отношениях.
– Вы чего тут все, одурели? Наркоту жрете, черной магией занимаетесь! Мне, человеку с двумя университетскими образованиями, не к лицу такая компания! И он ушел, громко при этом хлопнув дверью. Но что поразило доктора больше всего, так это то, что этот типчик выглядел абсолютной его копией, когда не кривлялся, конечно.
– Вы готовы в полет? – обратился высший г. Останцони к высшему доктору.
– Да, готов! – ответил доктор с нимбом на голове.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал привычный нам доктор, озабоченно наблюдающий все происходящее. – Спасибо за прекрасный ужин, интересный опыт и беседу, мне нужно на свежий воздух. Я еще должен обо всем этом подумать…
– Замечательно! – пропела г. Останцони с нимбом над головой. – Я лечу в новую галактику с мужем Богом и с новым, подающим большие надежды другом семьи. Наверняка нас ждут удивительные приключения!
– Вот так всегда, – констатировала привычная нам г. Останцони. – Мы остаемся снова одни. Да, милый? – обратилась она к привычному нам г. Останцони.
– Нет, дорогая, на этот раз я должен отбыть на другую планету в теле будхи на совещание совета директоров третьего звездного концерна.
– Значит, я снова остаюсь одна?!
– Да, дорогая! Но мне кажется, что ты женщина разумная, да и на кого ты оставишь свой косметический массажный салон? Без тебя же там все пропадет. Да и твоя зловредная подруга, насколько я чувствую, ждет-не дождется с тобой посекретничать.
Да и г. Останцони младший где-то тут болтается. Так что, думаю, скучать тебе не придется!
– Да, дорогой, валите вы все к чертям кошачьим! Госпожа Останцони не любила кошек, но чрезвычайно обожала собак. Наверное, за собачью преданность и выбрал ее в жены г. Останцони. Через пару часов доктор Фейденберг добрался до дома. Чувствовал он себя, как принято говорить, не в своей тарелке. Наверное, еще продолжалось действие странного чудодейственного напитка. Но то, что он увидел в своем доме, потрясло бедного доктора еще больше, чем все чудесные превращения в семье Останцони. На полу в прихожей валялись его любимый плащ, купленный за три тысячи долларов в дорогущем магазине, и его не менее любимая шляпа, по стоимости немного отличающаяся от плаща. Встретить доктора вышла его экономка г. Педжера. Вид у нее был такой, как будто случилось предсказание г. Останцони, и башня, в самом деле, упала, но в аккурат на дом доктора.
Г.Педжера была заплакана, тушь растеклась по ее некрасивому, дряблому, жирному, но всегда такому добродушному лицу. Она еще пользовалась старой тушью. Откуда она ее брала, было известно, наверное, только ей одной. Вдобавок на ее вечно полусонно-спокойном лице была ярость. Говорить она не могла, а только с ужасом взирала на доктора. В ее лице было столько укора, что доктор мгновенно почувствовал себя еще более неуютно.
– Что случилось, дорогая г. Педжера? – промямлил доктор, предполагая, что случилось что-то ужасное.
– А вы как будто не знаете?! – простонала экономка.
– Откуда, уважаемая г. Педжера?!
– От верблюда! – ответила она ему довольно-таки неуважительно. Не в ее привычках было грубить. – Вы хоть и доктор психологии, профессор, лауреат Нобелевской премии, но так ведут себя только сицилианские бандиты! Госпожа Педжера еще раз убедительно всхлипнула.
– Я не понимаю, почему вы так со мной разговариваете?
– Он не понимает! – возмутилась г. Педжера. – Прибежал час назад, в грязных ботинках, наорал на меня, все раскидал, выпил из горлышка бутылку виски, плюнул мне в лицо за то, что я попыталась выразить неудовольствие по поводу такого хамского поведения, и убежал, злорадно расхохотавшись, как демон из преисподней! И после все этого он не понимает!
Я увольняюсь, ибо терпеть такое хамство старая, религиозная, богобоязненная дама просто не может! Вдобавок вы обозвали меня старой девой, которая и на хрен никому не нужна, потому, что она, то есть я, выжила из ума на своем порядке, и что я вас терроризирую овсяной кашей вот уже почти двадцать лет. А овсяная каша так полезна для вашего больного желудка! Вдобавок вы курили какую-то страшно вонючую сигару и так на меня смотрели, как, наверное, не смотрит сам сатана на грешников в аду. Я увольняюсь, и без выходного пособия!
– Это был не я, – ответил доктор первое, что пришло ему на ум. – Это был мой родной брат из Аргентины. Он сегодня нашелся, представился мне, когда я был в гостях у своих клиентов, и, наверное, украл у меня ключи и явился к вам под моим видом. Доктор покопался в карманах, ключей не обнаружил, и ему стало легче. Потом он обнял старую экономку, сказав, что с сегодняшнего дня будет ей выплачивать повышенное жалование и предоставит ей прямо сейчас за его, доктора, счет дополнительный отпуск. Госпожа Педжера успокоилась и милостиво согласилась остаться, принявшись тут же за уборку, тихо себе под нос приговаривая: – Ну надо же, два брата, а какие разные! Один чисто святой, но другой! Чисто бразильский бандит.
– Аргентинский, – поправил ее доктор, который любил точность во всем, и ухмыльнулся так, чтобы г. Педжера ничего не заметила. Он действительно тихо ненавидел свою экономку за ее характер. А еще он ненавидел овсяную кашу, от которой, к слову сказать, его желудок не работал лучше, а сам доктор раз в неделю тайком от своего деспота-экономки позволял себе съесть гамбургер с кружкой холодного немецкого пива. На гамбургер он сейчас не мог рассчитывать, поэтому попросил яичницу с беконом и налил себе остатки виски из бутылки, так нагло почти опустошенной им самим час назад, притом бутылка была историческая: то ли ей было сто лет, то ли еще больше. Ее подарил ему один коллега на симпозиуме по вопросам практической борьбы с деллириями. Для доктора в этот вечер произошло слишком много необычного, поэтому на ночь он принял таблетку мурфольфозана, что позволял себе крайне редко. Но сегодня для этого был более чем подходящий случай. Заснул быстро. Спал плохо, даже, можно сказать, мучительно.