Против лома нет приема
Шрифт:
И с готовностью плюхнулась животом на узенький подоконник, выставив голову в сад. А Таран очень проворно и уверенно задрал ей подол на поясницу, лихо стянул вниз фланелевые панталоны необъятных размеров, а затем торопливо начал расстегивать свои штаны…
— Вот это телевизор! — не скрывая восхищения Фроськиной задницей (она была явно шире, чем четырнадцать дюймов по диагонали!), Юрка достал соответствующий прибор и пристроился на рабочее место.
— Ого! — одобрила Фроська. — «Так держать, медсестра!»
Какое отношение к начавшемуся мероприятию имел старый английский фильм с таким названием, неизвестно. Юрка этого фильма никогда не видел и даже о том, что он существует, понятия не имел. Фроська, прожившая на пятнадцать лет больше, фильм этот тоже не видела, а приговорке этой ее научил один из любовников, который всякий раз сопровождал этими словами сам момент стыковки.
— Это ты, что ли, медсестра? — поинтересовался Юрка, крепко прижимаясь животом к прохладным живым «подушкам».
— А как же! — захохотала Фроська. — От всех болезней, окромя триппера! Давай, «граф», работай, только в окно меня не выпихни!
Наверно, заявление Фроськи насчет «всех болезней, окромя триппера», будь Таран потрезвее, заставило бы его сильно призадуматься. Но сейчас он был в таком состоянии, что не опасался даже СПИДа, хотя вероятность поймать его, наверно, не была совсем уж мизерной.
Он просунул ладони под Фроськину кофту, выпростал из лифчика здоровенные «арбузики» и, ухватившись за них покрепче, навалился партнерше на спину. А потом погнал во весь дух, звонко шлепая животом по половинкам Фроськиной необъятной задницы. Во, клево!
— Во черт дикий! — восторженно пыхтела баба. — А ну еще парку поддай! А ну, крепче!
И, ухватившись за внешний край подоконника, сама стала энергично толкаться навстречу Тарану. Зло, азартно, с придыхами, похожими на мясницкое «хэканье».
— И-ех! И-ех! И-ех!
Внизу, под окном, должно быть, насторожившись от непонятных звуков, появился один из охранников, задрал голову, поглядел, все мгновенно понял и, пробормотав: «Психи!» — пошел куда-то по делам. Таких закидонов от хозяйки он еще не видел, но других, в этом же духе, насмотрелся немало и даже принимал в них участие.
Юрка этого даже не заметил. Ему пофигу все было, он от своего личного свинства удовольствие получал. Наверно, где-то в душе совесть уже подшивала новые листьев дело о моральной неустойчивости гр. Тарана. И готовилась предъявить ему обвинение по всей форме на следующее утро. Примерно так, как после ночного грехопадения с Аней. Однако, как говорится, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. В том смысле что если вчерашний Таран был относительно чистой речкой, то сегодня — уже здорово взбаламученной, в которой лишняя грязь уже не очень замечается. С Аней все было красиво и нежно, с этой — грубо и грязно, но суть одна — измена. Впрочем, Таран в данный момент это просто констатировал и от этого отнюдь не порывался прекратить мероприятие. Вместо этого он только злее дрючил Фроську, а ей это нравилось.
— Ух! Ух! Ух! — пыхтела она. — Жми! Еще крепче! Таран разогнался на всю катушку и заставил свою взмокшую партнершу взвыть всей утробой.
— Ой, мама-а! Молодец! Ка-айф! — услышал Юрка и еще больше взвинтил темп…
— На! На! На-а! — выдохнул он, выплескиваясь, и прилип к этим потным половинкам, словно бы расплющить их хотел.
— Хорош, — прохрипела Фроська, отпихнула пошатнувшегося Тарана, наскоро подтянула трусы и торопливо выбежала из комнаты. А Юрка, испытывая заметную усталость, застегнул штаны, дошел до кровати и завалился поверх покрывал, скинув только обувку. Хмель забродил, захотелось отдохнуть. А там и сон подкатил.
КОЛЯ ВЕРНУЛСЯ
Поспать Тарану удалось не так уж много — часов до восьми вечера. Он бы, возможно, и до утра проспать сумел бы, но в этот раз была не судьба.
Разбудил его Коля, выглядевший, как пишут в школьных сочинениях, «усталым, но довольным». Стало быть, он уже вернулся. .
— Подъем! — сказал он. — Дела ждут.
Башка у Тарана была тяжеленькая, глаза припухли, но мозги в общем и целом соображали.
— Какие дела? — произнес Юрка недовольным тоном. — Чего еще надо?
— Не бурчи. Кстати, с твоим шефом уже окончательно договорено, что эта работа будет завершающей. После этого поедешь домой как штык.
— Ты обещал, что он мне напрямую это скажет, — проворчал Таран. — Мало ли чего вы мне тут наговорите!
— Напрямую не получится, — досадливо произнес Коля. — Генрих по телефону лишний раз не треплется. Но вот пленочка, послушай. Голос его помнишь?
Коля вытащил диктофон, похожий на тот плейер, с помощью которого Юрку и Птицына минувшей зимой пытались взорвать.
— Как-нибудь не спутаю…— сказал Таран. — Крути!
Диктофон зашуршал, и Юрка услышал басовитый, далекий — как видно, с телефона записывали, — но вполне узнаваемый голос Генриха Птицелова:
— Юрик, необходимо, чтоб ты задержался. Ненадолго. После этого командировка заканчивается однозначно. Мне клятвенно обещали на этот раз никаких вводных для тебя не придумывать. А я привык, что эти люди за слова отвечают. Привет тебе от Надюшки и Алешки. Будь молодцом! Коля щелкнул кнопкой, останавливая кассету.
— Ну что, довольна твоя душенька? Капризничать не будешь?
— Мое дело солдатское, — буркнул Таран. — Во, это по-нашему! Приказ начальника — закон для Подчиненного. Тем более что работенка на этот раз вовсе не пыльная. И даже приятная, можно сказать, для такого донжуана, как ты…
— Не понял… — пробормотал Юрка, который отнюдь не считал себя донжуаном.
— Сейчас объясню. Ты нам сегодня привез еще одну свою знакомую, верно? Я имею в виду Полину.
— Ну, допустим, что она знакомая, — насупился Таран. — А при чем тут донжуан?