Против ветра

Фридман Дж. Ф.

6

Выстроившись ломаной линией, рокеры неспешно продвигаются вперед. Одинокий Волк, как всегда, впереди. Куда бы они ни поехали, с ними не связываются, особенно другие мотоциклисты, которые с ревом проносятся мимо на суперсовременных мощнейших японских мотоциклах серийного производства, из тех, что сегодня гоняют по шоссе на скорости 110 миль в час, а завтра просятся на свалку. Черт бы побрал этот металлолом, жрущий рисовую водку вместо топлива, черт бы побрал мотоциклы, которые собирают за границей! Настоящий рокер, а рокер, не ладящий с законом, и подавно, в каком бы прикиде он ни был, предпочитает «харлей». Это неписаное

правило — покупать только американские мотоциклы и ездить на них. Нет среди этих парней и хиляков, уклоняющихся от военной службы, кроме тех, которых забраковали из-за уголовного прошлого. Все они были в армии, служили во Вьетнаме или других гиблых местах и никогда ни об одном нельзя было сказать, что он дал деру, поджав хвост.

Проехав еще немного, часика два, они делают остановку.

— Знаете, ребята, — обращается к ним Одинокий Волк, — бабы, говорят, созданы для утешения, а не для быстрой езды, а? А вот из моей старухи (он имеет в виду свой старый, 1966 года выпуска, драндулет) много не выжмешь — это уж точно, утешаться тут нечем!

В ответ — взрыв смеха, руки шлепают по бакам с горючим, три пары рук похлопывают по их лакированной поверхности так, как треплют старого пса. Не считая прикида, иначе говоря, цветастой рубахи с надписью на спине, не считая других ребят, которые носят такие же рубахи, в жизни нет ничего дороже мотоцикла. Он важнее матери, детей, всего на свете, он — твое «я», от него и твоей рубахи зависит, что ты есть на самом деле. А ты сам — страшилище, перед которым дрожит и которому завидует каждый мужик, каждая баба, каждый ребенок, доведись ему с тобой встретиться. Ты — штучный товар, представитель избранной касты.

Они останавливаются, чтобы заправиться, потом завтракают. Сразу после обеда они уже в Альбукерке, в Нью-Мексико. Стоит палящая жара, от сухого ветра перехватывает дыхание. Они направляются в большой, надежно охраняемый городской студенческий клуб — расслабиться в незнакомой обстановке, перекинуться байками из армейских будней и поговорить за жизнь с местными членами клуба, давними приятелями и товарищами по оружию. Само собой, там подбирается неплохая женская компания, пара дамочек — так просто красавицы, и все горят желанием повеселиться в обществе вновь прибывших.

Вечеринка продолжается двое суток без перерыва. Какого добра тут только нет: кокаин, амфетамины, травка, героин из Мексики, блюда китайской и мексиканской кухни, ребрышки, цыплята, пиво, текила, для дам — бутылки вина в ведерках со льдом. Народу — тьма-тьмущая, одни уходят, другие приходят, и так сутки напролет (внутрь впускают только членов клуба и их гостей, дежурные ребята из службы безопасности настроены на редкость сурово, черт бы их побрал, даже вооружились «узи» из клубного арсенала) — народ пьет, балуется наркотиками, трахается, лижется. Ребята настроились повеселиться, уж в чем-чем, а в этом они — мастера!

Через два дня это им приедается, и, сердечно попрощавшись, они отправляются в дорогу, держа путь на юг. Они ни от кого не скрываются, оставляют за собой след, взять который под силу даже юному скауту. К тому же они ведут себя тише воды, ниже травы; путешествуя, они всегда держатся тихо, иначе неприятностей не оберешься, американских полицейских хлебом не корми — только дай попортить кровь рокерам, которые не в ладах с законом. По опыту они знают: не стоит уповать на волю случая, ни в коем случае нельзя давать повод, ухватившись за который какой-нибудь местный заморыш может прославиться.

Поэтому, когда за полчаса до пересечения границы Техаса их останавливает сотрудник

полиции штата, для тревоги нет никаких оснований, дело ограничится обычным вопросом — кто такие; здесь уж ничего не попишешь, нужно отвечать, да и не хотят они препираться. Один из них вспоминает что-то о цыпочке, которую они расстелили, не сболтнула ли она чего лишнего, но Одинокий Волк качает головой — нет, это была самая настоящая шлюха, к тому же, если дамочке вздумается молоть языком, на этом свете она уже не жилица! Полицейский их не очень волнует, скорость у них — пятьдесят пять миль в час.

Как и положено, они быстренько сворачивают на обочину, глушат моторы, опускают упоры на шоссе и достают свои водительские удостоверения, чтобы у полицейского не осталось сомнений в том, что оружия у них при себе нет. Тем не менее он подходит, держась настороже, расстегнув кобуру и сжимая рукоятку своего пистолета: как-то не хочется кончить жизнь, превратившись в мертвую статистическую единицу.

Разговор у них короткий и нелепый.

— Были вы вчера вечером в Санта-Фе? — спрашивает полицейский.

— Да, были, — отвечает Одинокий Волк.

— Останавливались в мотеле «Розовый фламинго»?

— Нет, не останавливались, — говорит Одинокий Волк, — мы всю ночь провели в городе, а на следующую ночь уехали. — У него даже сохранилась квитанция из кемпинга, он достает ее из бумажника, разворачивает и вежливо протягивает полицейскому.

Для порядка взглянув на нее, в манере, свойственной всем полицейским, он сообщает, что они арестованы по подозрению в вооруженном ограблении мотеля «Розовый фламинго». Владелец его заявил, что несколько мужиков, приехавших на мотоциклах, пригрозив оружием, ограбили его, а они похожи на преступников, которых он им описал.

Чертовщина какая-то! Одинокий Волк примерно так и говорит, вежливо, конечно. В ответ полицейский поет свое: знать ничего не знает, он просто действует согласно инструкции.

Они безропотно следуют за ним в полицейский участок на шоссе в Хобсе, там им зачитывают их права, формально арестовывают и, посадив в фургон, отправляют обратно в Санта-Фе. Их мотоциклы разрешают оставить в гараже при полицейском участке.

7

Мы с Клаудией встречаемся с Робертсоном у него в кабинете, в комплексе, расположенном напротив окружной тюрьмы. Это старинное зданьице из саманного кирпича очень удобно для работы государственного служащего. Нужно отдать должное Санта-Фе: архитектурный облик города сохраняется в целости и сохранности. Сейчас, разумеется, так уже никто не строит — те дни, когда кирпичи вручную делали прямо на месте строительства, давно миновали. Но эти здания хорошо смотрятся, вписываются в окружающий пейзаж так же свободно, как нога влезает в старый башмак. С первого взгляда и не скажешь, что это не новостройки. Конечно, старожилы не переставая ворчат по поводу современного строительства. Они жаждут, чтобы время остановилось в 1936 году. В известном смысле жалко, что этого не случилось.

— Ну, из-за чего разгорелся сыр-бор? — спрашиваю я, входя в кабинет вместе с Клаудией.

Она сразу идет к книжному шкафу, где лежат комиксы. Бегло просмотрев пару пачек, она сердито поворачивается к Робертсону.

— Тут нет ничего нового, — тоном обличительницы говорит дочь. Из нее выйдет отличный адвокат, разозлившись, она производит сильное впечатление.

— Посмотри в верхнем ящике серванта, — говорит он. Пока она выдвигает ящик, он поворачивается ко мне: — Нам с тобой нужно пройти через улицу.