Противоположности притягиваются
Шрифт:
Сняла куртку в огромной гардеробной и направилась к мраморной белоснежной лестнице. Резко зажегся свет, и я увидела отца, со злостью смотрящего на меня. Высокий худой светловолосый мужчина, стоял облаченный в черные брюки и белоснежную рубашку, очевидно недавно только явившись с какого-то мероприятия. Если нет Марии, значит, ждал меня, а она уже поднялась наверх. Что же, Захар позвонил и на свой лад рассказал о нашей встрече. Правильно, зачем откладывать разговор на завтра? Сегодня и сейчас.
Уверенно посмотрела отцу в глаза и прямо сказала:
– Я не
Сергей Сергеевич смерил меня пренебрежительным взглядом и, открыв рот, тут же его закрыл. Замерла, совсем не ожидая такой реакции, удивляясь странному поведению отца. Но тут же услышала:
– Я забочусь о твоей матери! А ты – неблагодарная эгоистичная дрянь!
Резко сделала шаг к нему и, пытаясь не сорваться на крик от обиды, хрипло прошептала:
– Это ты виноват, что она закрылась в себе и стала тенью. Уничтожил ее надежды и любовь, жестоко обманывая с сиделкой, а потом избавился, как от ненужной вещи, чтобы не мешала твоим грандиозным отношениям с Марией.
Видела, что он хотел замахнуться, что иногда бывает во время наших споров, но сейчас отец не опустился до нормальной для него низости. С чего бы это?
– Я не избавлялся! – процедил он. – Дал деньги и огромную квартиру.
Меня трясло, вспоминая состояние мамы после того, когда она застала их вместе в гостиной, а отец, как ни в чем не бывало, оделся, и заявил, что больше не намерен жить с больной и немощной женщиной. Эти слова она часто повторяла вечером, сидя в кресле на лоджии, не веря в произошедшее. Зинаида его очень любила, даже после того, что он совершил, и надеялась, что он одумается.
– Зачем ей она, когда мама тяжело болела и хотела твоей любви и заботы, а ты убивал ее, занимаясь новой жизнью!
– Я мужчина! – выплюнул Сергей Сергеевич, стискивая кулаки.
Не стала слушать, развернулась и пошла по лестнице. В душе все кипело, находясь в стадии взрыва. А потом… застыла на месте и пробормотала:
– Никогда тебе этого не смогу простить.
За спиной послышалось неприличное восклицание и громкий крик:
– Мне и не нужно твое прощение. Я любил Зину, но, ни что не вечно.
Медленно повернулась, и тихо задала вопрос, который всегда меня мучил, как только стала подрастать:
– Ее, возможно, «да», когда-то, а меня никогда. Почему?
На секунду в его глазах вспыхнули гнев и злость, но потом они исчезли, а отец, успокоившись, ухмыльнулся и соизволил ответить:
– Ты стала огромным разочарованием для меня. Во всем. Я не хотел такую дочь. И даже сейчас выкаблучиваешься, зная, что у меня будут проблемы, если ты не выйдешь замуж за Захара.
Возмущение плескалось во мне дикими, необузданными волнами, но я решила быть выше истерик. Внимательно посмотрела на отца и гордо произнесла:
– Почему я разочарование для тебя? Что я сделала не так? Всегда примерно училась, золотая медаль, сейчас иду на красный диплом. Соревнования, олимпиады и помогаю тебе на предприятии. Что не так?
Мужчина фыркнул, усмехаясь чему-то, а потом посмотрел куда-то в сторону, и вновь на меня, процедив:
– Да что ты помогаешь? Встречаешь гостей и развлекаешь? Это жалкая должность даже для самой тупой курицы.
– Но другой ты мне не даешь, хотя твой экономист имеет техническое образование и очень некомпетентен в некоторых вопросах, а я…
– Хватит! – резко рявкнул отец. – Еще не хватало от соплячки выслушивать что-то. Если Виола работает, значит, меня устраивает. А ты… а ты… вот тебе я не доверяю!
– Почему? – возмутилась я.
– Нечего совать нос, куда тебя не просят.
– А что, есть что скрывать? – тихо поинтересовалась я, мысленно ставя себе галочку как-нибудь посмотреть финансовые документы по его работе, когда девочки оставят их на столах, что случается очень часто.
Отец почернел взглядом, посылая столько ненависти и злобы, что с непривычки можно было бы отлететь в сторону от такого негатива. Но я привыкла, отец никогда не был другим по отношению ко мне.
– Много говоришь, девчонка. И … как ты собираешься достать деньги? – приподняв левую бровь, спросил он.
– Попрошу у деда, – спокойно проговорила я. – Думаю, он не так жесток, как ты, чтобы продавать родную дочь.
Отец рассмеялся скрипучим неприятным смехом, что стало не по себе. В это мгновение передумала все: что дед поддерживает его и все в курсе нашего конфликта с отцом, и что никто мне уже не поможет. Самые плохие и страшные мысли, режущие по живому. Но Сергей Сергеевич, успокоившись, с интересом посмотрел на меня и предложил:
– Что же, попробуй. Отец, даже мне, родному сыну, ничего не дал для того, чтобы я встал на ноги в мире бизнеса. А тебе… тебе… Попробуй, мне даже интересно, что старик тебе ответит.
Сказав это, он развернулся и направился в кабинет, а я продолжала стоять, чувствуя на себе липкую неприятную паутину от его слов. Но тут Сергей Сергеевич резко остановился, и отчеканил:
– Милана, если завтра вечером ты не дашь мне положительный ответ, то я закрою твои счета, а также дам запрет на все счета за лечение твоей матери. И делайте что хотите. Мне плевать.
Бросив грязные слова мне в лицо, он продолжил свой путь дальше, а я села на ступеньку лестницы, не видя ничего перед собой. Слезы рвались наружу, несмотря на мои вечные обещания и оправдания, что я привыкла и больше никогда не буду плакать. Но нет, почему-то так невыносимо больно, что невозможно дышать.
Завтра с утра поеду к деду и поговорю с ним. Обязательно. А пока… пойду спать. Вечер у меня сегодня просто ужасный. Посмотрев на часы, ужаснулась времени. Три часа ночи.
Поднялась и тихо пошла по мраморной лестнице, а потом по коридору в свою комнату. Через полчаса я лежала в кровати и держала в руках рамочку с фотографией мамы. Она на ней такая веселая, лучезарная, с огромным счастьем в бездонных голубых глазах. Медленно провела пальчиком по ее светлым длинным волосам и самой ласковой, нежной улыбке. Старалась не думать о причинах и следствиях, просто вспоминала, вновь чувствуя себя любимой и нужной, маминой девочкой.