Противостояние фюреру. Трагедия руководителя немецкого Генштаба. 1933-1944
Шрифт:
Руководители СА ждут в камерах решения своей судьбы. Несмотря на яростные крики фюрера, несмотря на оскорбления, которыми он их осыпал, и на презрение эсэсовцев, они не могут поверить, что скоро умрут, — ведь власть по-прежнему в руках Гитлера, а сами они облачены в форму со знаками отличия, означающими, что они — представители власти и олицетворяют собой силу и мощь. В камеры проникают солнечные лучи. Умереть? Какая чушь!
К пяти часам вечера в тюрьму приезжает Зепп Дитрих. Его краткие приказы исполняются мгновенно. Пока он поднимается на второй этаж тюрьмы, во двор выходят шесть сержантов СС. Двор в эти часы находится в тени, которую отбрасывают высокие серые каменные стены тюрьмы. Офицер СС приказывает сержантам проверить оружие и выстроиться в десяти метрах от стены. Дитрих
Расстрельная команда уже стоит в пустом тюремном дворе. Зепп в сопровождении двух эсэсовцев подходит к первой камере. Услышав сухой щелчок ключа в замке, заключенный в ней штурмовик встает. Дитрих салютует ему и произносит: «Фюрер приговорил тебя к смерти за измену рейху. Хайль Гитлер!» Два эсэсовца выводят заключенного, и тот, вчера еще могущественный человек, распоряжавшийся жизнью и судьбой других людей, идет за ним по коридору во двор. Вскоре он уже стоит спиной к стене и, быть может, смотрит на солнечные блики, которые играют на стеклах кабинетов на втором этаже, а в это время звучат команды. «По приказу фюрера, — кричит офицер СС, возглавляющий расстрельную команду, — ружья на изготовку, целься, пли!» Убитый падает.
Во всех камерах услышали звуки выстрелов. Кошмар превратился в реальность.
Когда Дитрих появляется в камере обергруппенфюрера Шнейдгубера, тот кричит ему:
— Товарищ Зепп, это же безумие! Мы ни в чем не виноваты.
Но группенфюрер отвечает ему:
— Фюрер приговорил вас к смерти за измену рейху. Хайль Гитлер!
Однако решимость Дитриха покончить с врагами рейха не спасает его отвращения, которое он испытывает от всей этой процедуры. Позже он вспоминал: «Еще до того, как дело дошло до расстрела Шнейдгубера, меня стало мутить, и я уехал». Но во дворе тюрьмы еще несколько раз слышался крик: «По приказу фюрера. Ружья на изготовку, целься, пли!» И в сгущавшихся над городом сумерках на тюремный двор падало еще одно мертвое тело.
Зепп Дитрих вернулся в Коричневый дом, чтобы отчитаться о выполнении задания.
— Изменники понесли заслуженное наказание, — рапортует он Гитлеру.
Фюрер, погрузившись в молчание, сначала кажется напуганным, но потом к нему возвращаются гнев и самоуверенность. Он заявляет, что хочет поговорить со штурмовиками.
Когда объявляют о приходе Гитлера, штурмовики, запертые в одной из больших комнат, приветствуют его громкими криками «Ура!». Фюрер построил свою речь очень умно.
— Ваши руководители предали вас! — кричит он. — Вы сражались на передовой, а они в это время предавались разврату, купались в роскоши, обедали в дорогих ресторанах.
Штурмовики молчат, понимая, что фюрер дает им возможность отмежеваться от своих лидеров, отказаться от них. Он продолжает:
— Теперь необходимо решить, с кем вы — со мной или с теми, кто предал вас и использовал для того, чтобы обеспечить себе комфортную жизнь. Теперь у вас будет новый руководитель — Лутце. Ждите, когда он сообщит вам мои новые приказы.
Лутце выходит вперед и кричит: «Хайль Гитлер!» Крик подхватывают все собравшиеся, а Лутце запевает «Песню о Хорсте Весселе». Гитлер стоит, сложив на груди руки, и смотрит на штурмовиков — людей, которые только что отринули свое прошлое. Когда он уходит, Лутце объявляет, что штурмовики могут расходиться по домам.
— Вы сейчас поодиночке пойдете к себе домой и снимете там свою форму. Не вмешивайтесь в события до тех пор, пока вам не сообщат, что СА реорганизованы
За исключением тех, кого задержали эсэсовцы, всем было разрешено вернуться домой. Молча, один за другим, они выходят на залитые солнцем улицы Мюнхена. Прохожие с удивлением оглядываются на них — куда делся их вызывающий, воинственный вид, с которым они выступали в дни своего триумфа. Теперь же они плетутся с видом людей, потерпевших сокрушительное поражение и мечтающих, чтобы никто не обращал на них внимания. Солдаты и офицеры рейхсвера, охраняющие здание штаб-квартиры партии, кажется, совсем не замечают этих коричневорубашечников, которые еще вчера считали, что смогут возглавить вечную и непобедимую германскую армию.
Через несколько минут раздается приказ о снятии оцепления с Бринерштрассе; рейхсвер прекращает осаду Коричневого дома, и на улице восстанавливается обычное движение. Рядом со зданием партии осталось лишь несколько эсэсовцев, они будут находиться здесь до 19.30, когда Гитлер в сопровождении Геббельса и Зеппа Дитриха отправится на аэродром, чтобы улететь в Берлин. В столице Баварии делать больше нечего — хребет СА сломан, штурмовики поставлены на колени, а их руководители казнены или сидят по тюрьмам. Остался только старый товарищ, Рем, лежащий сейчас в камере Штаделхеймской тюрьмы, и грудь его, покрытая шрамами, тяжело вздымается. Гитлер в момент сомнения даровал ему отсрочку, которые многие лидеры нацистов хотят поскорее отменить.
Машины на полной скорости проезжают по улицам Мюнхена, Гитлер и его соратники хранят молчание. Им кажется, что с рассвета прошло много лет, на самом же деле «Юнкерс» фюрера приземлился в аэропорту Мюнхена, куда они едут сейчас, всего пятнадцать часов назад. На аэродроме, еле заметном в сумеречном свете, стоит все тот же неумолчный гул моторов и видны те же самые силуэты, которые движутся к самолетам. Все, за исключением красного закатного неба, точно такое же, какое было и утром, даже легкий ветерок так же пригибает к земле невысокую сухую траву, которая растет между взлетными полосами. Но на самом деле страна стала уже совсем другой. В течение этих пятнадцати часов одни люди распрощались со своей жизнью, а другие ждут смерти.
Вильгельм Эдуард Шмидт уже никогда больше не напишет ни одной критической статьи, а тело фон Кара в ту самую минуту, когда самолет фюрера взлетает, уже валяется в лагерной пыли. Отныне в Третьем рейхе начнется самый настоящий разгул насилия.
В восемь часов вечера, когда самолет фюрера пролетает над Нюрнбергом, а потом поворачивает на Берлин, Мюнхенское пресс-бюро национал-социалистической партии выпускает коммюнике, в котором излагается официальная версия событий. Переданное по радио, оно повергает жителей Мюнхена в изумление — за исключением тех немногих, кого удивило перемещение войск в городе и появление баррикад на Бринерштрассе, никто ни о чем не догадывался. Теперь же диктор радио серьезным тоном сообщает:
«В течение нескольких месяцев отдельные элементы пытались спровоцировать конфликт между СА и государством. Руководитель штаба СА Рем, пользуясь безграничным доверием фюрера, не сделал никакой попытки подавить эти настроения, а, наоборот, только способствовал их усилению. Его извращенные вкусы (о которых слишком хорошо известно всем) так сильно усугубили положение, что фюрер стал испытывать сильные угрызения совести. Вчера ночью, в два часа, фюрер приехал в Мюнхен и приказал немедленно арестовать и поместить в тюрьму тех руководителей СА, которые скомпрометировали себя особенно сильно. Во время арестов наблюдались такие отвратительные с точки зрения морали сцены, что для жалости не осталось места. Некоторых руководителей СА застали вместе с молодыми людьми, страдавшими различными извращениями — один из них был пойман и арестован в совершенно неприличном положении. — Диктор делает паузу, а потом с еще большим нажимом продолжает: — Фюрер велел вскрыть этот нарыв и безо всякой жалости удалить его. Он не собирается больше допускать, чтобы на глазах у миллионов добропорядочных людей процветали уродливые, нездоровые страсти. Фюрер поручил Герингу очистить Берлин и, в особенности, избавить его от реакционных сторонников этого политического заговора».