Противостояние империй
Шрифт:
Вариан заливался соловьем, описывая будущий университет и жизнь при дворе в столице, не забывая метать в рот парящие куски молодой баранины под острым соусом.
Наконец, осушив кубок горячего вина, король отодвинулся от стола, давая понять, что трапеза окончена. Семейство барона поспешно поднялось.
– Что ж! Барон, приезжайте к нам по весне, погостите при дворе, посмотрите, как вырастут ваши дети, и оцените, чему они научились.
– Вы так добры, ваша милость, – угрюмо пробормотал Д'Ассо.
– Да не тушуйтесь вы, мой друг! Помните: ваше будущее в надежных
Вариан серьезно и многозначительно поглядел на барона. Тот отвел глаза от твердого и жесткого дикого янтаря глаз молодого, но успевшего заработать славу решительного и скорого на жестокую расправу монарха.
– Ничуть не сомневаюсь, ваша милость, – горько обронил хозяин замка.
– Вот и чудно. Я рассчитываю на ваше влияние на соседей. Все потомки моих вассалов должны обладать необходимыми знаниями для управления землями, которые им даровала корона. А где их получить, как не в королевском университете?
Молодые люди распростились с отчим домом, и караван тронулся в неблизкий путь.
Процессия, обремененная каретой и телегами со скарбом молодых студентов, едва плелась по разбитой, извивающейся змейкой дороге. Молодой баронет вертелся около начальника гвардии, рассматривая диковинные доспехи. В восточных провинциях предпочитали чешуйчатую броню, и цельнокованые кирасы были в диковинку наследнику Д'Ассо.
Настал долгожданный вечер. Королевские гвардейцы развернули лагерь, и, пока повар из числа людей Д'Ассо готовил жаркое (Вариан решил доверить готовку профессиональному повару и немного разгрузить воинов), монарх нетерпеливо прошмыгнул в шатер и надорвал захваченный конверт.
К вящему неудовольствию, текст в письме оказался эльфийским. Что ж, этого стоило ожидать. Вариан немного владел языком. Сложнейших виршей он, конечно, не составит, но написать простенькое письмо мог. Тут же половина букв была незнакома, явно какой-то диалект или наречие. Мало того, буквы вообще не складывались в слова. Желваки на лице короля заходили ходуном. Губы сжались в бледную бескровную полоску. Он с трудом удержался от соблазна садануть подбитым сапогом по пузатой железной печурке, подаренной заботливым бароном Д'Ассо. Вариан несколько раз глубоко вздохнул, изобразил расслабленную улыбку и вышел из шатра.
Вскоре сервировали ужин. Вернее, сервировали только для людей Д'Ассо. Вариан, по своему обыкновению, трапезничал в кругу личной гвардии, что, конечно, было недопустимо для молодых дворян, ну а монаршие особы имеют права на всякие причуды…
Во время ужина солдат рассказывал веселенькую историю, как он соблазнял мельничиху во владениях восточного барона. Один из гвардейцев легонько толкнул короля плечом.
– Плесните винца, милорд! – протянул он мятый медный кубок.
Вариан хотел возмутиться фамильярности бойца и хорошенько начистить его наглую рыжую физиономию, как вдруг охнул:
– Мюллих! Отец наш заступник!
Разведчик змейкой выскользнул из круга гогочущих солдат. Король подал условный жест капитану и скользнул следом в стремительно темнеющий подлесок.
Шли долго, по пути их нагнали капитан и Ллойс с еще одним провожатым. Вариан молча сунул Ллойсу письмо. Тот проглядел его в стремительно сгущающихся сумерках и покачал головой. Король только скрипнул зубами.
Наконец отряд вышел на небольшую хорошо освещенную факелами поляну. Посреди лужайки, распяленный меж двух столбов, висел эльф. Диковинного одеяния больше не было. Его заменяли легкие домотканые штаны да рубаха с коротким рукавом. Эльфа окружало с десяток человек охраны, людей Мюллиха.
Рыжий солдат шепнул Вариану:
– Еще столько же рассредоточено по лесу вокруг. Сколь бы опасны эльфы ни были, вы успеете отойти к основному отряду.
Король молча похлопал разведчика по плечу, благодаря за отлично проделанную работу.
Вариан, Ллойс и Мюллих приблизились к эльфу.
– Как тебя зовут? – спросил король.
Затем повторил вопрос на эльфийском. Никакой реакции. Пленник просто глядел сквозь людей. Точно был тут один. Вариан вздохнул и отвесил эльфу могучую оплеуху – не опасный, но постыдный для мужчины и воина удар. Голова пленника мотнулась, увлекая тяжелую волну медовых волос. Грязно-голубая кровь заструилась из разбитой губы.
И вновь никакой реакции. Словно его совершенно не волновало, что с ним могут сделать эти люди. Все тот же отстраненный взгляд в пустоту.
– Что ты делал у моего вассала?
Снова несколько болезненных ударов. Болезненных для человека, но, видимо, не для эльфа. Ни один мускул не дрогнул на благородном лице. Сбитое от ударов дыхание вновь сменили спокойные, глубокие вдохи.
– Смотри! – Вариан достал конверт. – Что здесь написано? Мы все равно узнаем, когда доберемся до столицы. Просто скажи, и мы тебя отпустим, клянусь честью!
Монарх не собирался отпускать пленника, ведь нарушение собственного слова, данного нечеловеку, не считалось чем-то предосудительным!
– Позвольте мне, милорд, – бесцветно произнес Ллойс.
Вариан вскинул бровь, но посторонился…
– Ты слышал моего господина. Отвечай на вопрос! – скучающим голосом произнес сенешаль, до треска выкручивая пальцы эльфа.
Вариан поморщился от мерзкого хруста и чавканья вывернутого сустава. Ллойс покачал головой и небрежно вернул палец на место. Молча и деловито он выкручивал суставы и держал руку пленника в пламени факела, пока бледная кожа эльфа не потемнела и не пошла дымящимися волдырями.
На все эти манипуляции остроухий даже бровью не повел. И ни на миг не сфокусировался на мучителях.
– Полегче, Ллойс! – осадил его Вариан. – Я вижу, это крепкий орешек. Побережем его до дома. Там им займутся инквизиторы. Все, что мы можем придумать, лишь детские игры по сравнению с их арсеналом. Мы только испортим добычу.
– Чувствую, им придется повозиться, – отвечал слуга, передавая факел Мюллиху.
Вариан вернулся в лагерь и провел остаток ужина в кругу молодых дворян, в красках расписывая столицу и будущий университет. Теперь даже дамы были готовы вскочить на коня и настегивать животное, пока оно не принесет их в благословенный город. Этого и добивался король. Как говаривал Ллойс: «Лучший пленник – тот, кто сам не хочет покидать темницу».