Противостояние лучших (сборник)
Шрифт:
– Далековато до Сентрал-плаза, верно? – спросил Кензи.
– Вполне возможно, – ответил полицейский. – Вот только я не знаю, где она находится.
– Значит, вы не из бюро. Тогда на кого вы работаете?
После некоторых колебаний мужчина, левая рука которого все еще покоилась на бедре, кивнул, как будто решил рискнуть.
– Департамент полиции Лос-Анджелеса, – сказал он. – Я собирался зайти к вам позднее.
– А что могло привести полицию Л. А. в Дж. П.?
– Дж. П?
– Джамайка-Плейн. Могу я взглянуть на ваши документы?
Мужчина вытащил
– Неслабое у вас имя. Как его следует произносить?
– Гарри будет в самый раз.
– Хорошо. Так что вы здесь делаете, Гарри?
– А как насчет вас? На цепочке у вас на шее нет жетона.
– Почему вы так решили?
Босх покачал головой:
– Я не увидел его очертаний под рубашкой. Это распятие?
Патрик бросил на него быстрый взгляд и кивнул:
– Жена хочет, чтобы я его носил. – Он протянул руку. – Патрик Кензи. Я не полицейский. Обычно я работаю по контракту.
Босх пожал ему руку:
– Вы любите бейсбол, Пат?
– Патрик.
– О’кей, вы любите бейсбол, Патрик?
– Очень. А что?
– Вы первый человек в городе, который не носит бейсболку «Сокс» [4] .
Кензи снял бейсболку и посмотрел на нее, одновременно пригладив волосы рукой.
4
Речь идет о бейсбольном клубе «Бостон ред сокс».
– Ничего себе, я даже не посмотрел на нее, когда выходил из дома!
– А здесь так принято? Вы все должны представлять «Ред сокс», или как?
– Ну, это не закон – скорее принцип.
Босх снова посмотрел на кепку и вышитое на ней лицо:
– А кто этот парень с кривой улыбкой?
– «Зуб», – ответил Кензи. – Логотип магазина, где я покупаю пластинки.
– Вы все еще покупаете пластинки?
– Компакт-диски. А вы?
– Да. Главным образом джаз. Я слышал, что все это постепенно исчезает. Пластинки, компакт-диски, прежние способы покупать музыку. Будущее за МП-3 и айподами.
– Да, я тоже слышал. – Патрик посмотрел на улицу через плечо. – Мы интересуемся одним и тем же парнем, Гарри?
– Не знаю, – ответил Босх. – Я ищу человека, который совершил убийство в девяностом году. Мне нужно получить его ДНК.
– Что за человек?
– Вот что я вам скажу. Почему бы нам не пойти в Тринадцатый участок и не поговорить с капитаном, чтобы все это стало законным? Я представлюсь, вы представитесь… Полицейский и частный детектив вместе облегчат работу полицейского департамента Бостона. Я не хочу, чтобы мой капитан из Лос-Анджелеса получил звонок от…
– Речь о Пейсли? Вы следите за Эдвардом Пейсли?
Гарри долго смотрел на Патрика.
– Кто такой Эдвард Пейсли? – спросил он наконец небрежным тоном.
– Только не нужно мне вешать лапшу на уши! Расскажите об убийстве девяностого года.
– Послушайте. Вы частный детектив, у которого нет никаких прав,
– Который не следует протоколу и не вошел в контакт с местными парнями. – Кензи оглядел машину. – Если только где-то рядом не прячется представитель Тринадцатого участка, который мастерски умеет это делать. Я разыскиваю пропавшую девочку, и в связи с ней всплыло имя Эдварда Пейсли. Девочке двенадцать лет, Босх, и она отсутствует уже три дня. Поэтому я хотел бы знать, что случилось в девяностом году. И как только вы мне это расскажете, я стану вашим лучшим другом и все такое.
– Почему же никто не ищет пропавшую девочку?
– А кто сказал, что ее не ищут?
– Но ведь вы делаете это в одиночку!
Патрик уловил печаль в интонациях полицейского из Лос-Анджелеса. Это была та грусть, что возникает не от свежих, неожиданных трагических новостей, а от плохих известий, которые получаешь постоянно. И все же его глаза не были мертвыми: в них пульсировала жажда охоты – возможно, по-настоящему маниакальная. Нет, он не принадлежал к числу тех, кто действует осторожно, старается плыть по течению и считает дни до пенсии. Это был полицейский, который, если потребуется, откроет двери ударом ноги, не беспокоясь о том, кто может оказаться внутри, и будет продолжать работать, когда другие уйдут на покой.
– Она не того цвета и не той касты, и нет никаких серьезных доводов, чтобы разгрести это дерьмо и уверенно сказать, похитили ее или она сбежала из дома, – объяснил частный детектив.
– Но вы полагаете, что за этим может стоять Пейсли.
Патрик кивнул.
– Почему? – прищурился его новый знакомый.
– У него две судимости за развратные действия в отношении детей.
Босх покачал головой:
– Нет, я проверял – у него нет таких судимостей.
– Вы проверяли в США. Вы не делали запросов в Коста-Рике и на Кубе. Там его арестовывали, приговаривали и вытряхивали из него дерьмо, однако потом он откупался. Но факты арестов зарегистрированы.
– Как вам удалось это узнать?
– Директору средней школы «Дирборн» не понравился Пейсли, когда тот работал там водителем школьного автобуса. Что-то сказала одна девочка, потом мальчик и еще одна девочка, и так далее. Дела на таких вещах не построишь, но этого оказалось достаточно, чтобы директор дважды приглашала Пейсли в свой кабинет на собеседование. – Кензи вытащил из кармана репортерский блокнот и открыл его. – Директор сказала мне, что Пейсли оба раза вел себя вполне адекватно, но слишком часто упоминал молоко.
– Молоко?
– Молоко. – Патрик еще раз заглянул в свои заметки и кивнул. – Во время их первого разговора он сказал директору – Пейсли тогда проработал там год, – что она не имеет отношения к найму на работу водителей школьных автобусов, которым занимаются в центре по управлению человеческими ресурсами, и что ей следует чаще улыбаться, потому что она напоминает ему молоко. А во время второй встречи он сказал, что солнце на Кубе белее молока и что он любит Кубу именно по этой причине – белые там господствуют и все такое. И она запомнила его слова.