Противостояние. Часть 2. МУРЕНА
Шрифт:
– Хорошо, зови своего лепилу. Я решу этот вопрос, – вальяжно ответил он.
Я набрала номер Никиты.
– Алло, Никита, привет.
– Привет, Настя.
– Никита, я сейчас у Степана и Данилы, их нужно немного подлечить.
– Я понял, Настя. Выезжаю.
– Я жду, Ник.
Я отключила телефон и посмотрела на мента.
– Сколько? – жестко спросила я.
– Отдельная хата на троих, с приличными для проживания условиями, – начал считать мент. – Твой лепила, связь в хате, твои сегодняшние и дальнейшие беспрепятственные визиты к друзьям. Я думаю, лямах на пяти сойдемся, – нагло ответил он.
Меня передернуло от его откровенной наглости.
– Ты не охренел, ментяра? – злобно спросила я.
– Я – нет, – уверенно ответил он. – А друзьям твоим сидеть шесть лет. Хотя, они, вполне, могут не просидеть и следующего месяца. И заметь, я прошу не в валюте.
«Жлобяра охреневший!» – подумала я.
– Номер счета? – я жестко смотрела менту в глаза.
Он продиктовал мне цифры, я связалась по телефону с Глебом.
– Глеб, записывай номер счета, – я продиктовала, он записал. – Со счета фирмы на этот счет нужно перевести пять миллионов в рублях. Сейчас, Глеб.
– Я понял, Настя. До связи.
– До связи, Глеб.
– Связывайся с банком, – сказала я менту, убрав телефон.
Пока мы ждали извещения из банка, в зону примчался Никита. Конвойный проводил его в кабинет. Молча, не здороваясь с начальником зоны, Никита вошел в кабинет и встал рядом со мной. Еще минут через десять, менту позвонили из банка.
– Счет пополнен, – гордо сказал он.
– Значит так, ментяра, – я злобно посмотрела на него. – Пополнение твоего счета было однократным. У моего доктора не должно быть ни препятствий, ни помех, пока он будет находиться здесь. У моих друзей, до звонка, не должно возникнуть больше ни каких проблем, – уверенно сказала я, положив перед ним диктофон и включив запись, на которой был записан весь наш с ним разговор, от начала до конца.
– Ну, ты и су. а, Мурена, – со злостью прошипел мент.
– Не ссученней тебя, ментяра, – жестко сказала я. – Веди нас в лазарет. Идем, Ник, – я убрала диктофон в карман и мы вышли из кабинета.
Мент проводил нас до палаты и удалился. Мы прошли к ребятам. Я взяла стул и присела между кроватями Степана и Артура. Дело ребят вели краевики, Астафьева в их защиту протолкнуть не удалось. Защищали их сильные адвокаты, но, адвокаты получали бабло и делали свое дело, ребята не знали толком о том, что происходило дома. Это была, по сути, первая наша с ними встреча, после того, как их закрыли.
– На хрена вы так со мной? – я жестко посмотрела них. – Почему я узнаю о вашем положении от какого-то гребанного мента и уже тогда, когда он решил опустить вас по тяжелой? Не доверяете или не воспринимаете всерьез?
– Настя, не гони…
– Я и не гоню, – я знала, что ребята просто жалеют меня, но, мне необходимо было знать, как они живут, я намеренно провоцировала их. – Мне че, ментов проплачивать, чтобы узнавать, как обстоят ваши дела?
– Настя…
– Что Настя? Как еще я должна все это понимать? Артур, – я посмотрела на него в упор. – Желающие есть нишу твою в городе занять, и твою, и парней твоих. Я имела неосторожность сказать Макару, что ниша эта ни хрена не свободна. Мне не стоило этого делать?
– Какого хе. а Макар пошел к тебе?
– А больше не к кому. Дед был в конкретном неадеквате, а так то, по сути, и нет больше ни кого, а спросить он у кого-то должен был. Ну так что, не стоило мне в это лезть?
– Стоило, но ты не обязана…
– Артур, – я жестко посмотрела на него. – У Ирины проблемы возникнут к кому она пойдет? К Макару?
Артур пристально смотрел мне в глаза.
– Я услышал тебя, Настя, – прохрипел он в ответ, понимая, что надеяться ему на данный момент больше не на кого, друзей, что были в Ижевске, перевалили, остальные близкие друзья далеко, а это значит долго, а дома у него осталась фирма, жена и трое сыновей 19-ти, 17-ти и 15-ти лет…
– Настя, – чуть слышно прохрипел Данила, выглядел он очень плохо.
Я подошла к нему, присела рядом на стул и взяла в руки его ладонь.
– Как ребята мои, Настя?
– Все хорошо, Данила. Они живут со мной, – я видела, что он очень переживает, так же я видела, что ему очень сложно говорить. – Спи, Данила. Потом Никита расскажет тебе о наших делах.
Я еще с час пробыла с ними и отправилась домой, Никита остался залечивать их травмы.
Когда я приехала домой, Марк позвал меня в кабинет.
– Присядь, Настя, – попросил он.
Мы присели с ним на диван, он виновато смотрел на меня и молчал. Я видела, что он уже более адекватно воспринимает действительность, но состояние его было все еще очень подавленным.
– Пап, ты чего? – я посмотрела на него.
Он присел ближе и крепко обнял меня.
– Прости меня, Настя.
– Пап, перестань, – я тоже обняла его. – Я понимаю насколько тебе тяжело. Возьми себя в руки, я прошу тебя. Не делай мне еще больнее.
– Ты ведь не уйдешь от меня, Настя? – горечь в его голосе пронзила мое сердце насквозь, я изо всех сил сжала его в объятьях.
– Папа, ну ты че? Ты решил, что я брошу тебя и рвану в свободное плаванье?
– Прости меня, Настя. Прости, родная моя.
– Мы должны жить, папа. Дети не виноваты в том, что у них больше нет родителей. Возьми себя в руки. Помоги мне все это пережить.
– Настенька, доченька, прости меня…
… Дети Степана и Данилы, суд, невменяемый отец, дела на фирме, которых накопилось довольно много, «Империя», явно, начала «хромать» и «падать на колени». Два месяца я держалась, как могла, как стойкий оловянный солдатик, как робот – машина, загруженная определенными задачами, но лишенная всяких эмоций.
Мне просто необходимо было «разрядиться». Марк, вроде, пришел в себя, стал работать. Дела, более – менее, были улажены.
– Тусенька, – попросила я ее вечером в выходной. – Если не будет конкретных вопросов, не беспокойте меня, пожалуйста.
Я взяла ящик водки и закрылась в спортзале. Первую бутылку, я выпила почти залпом, прямо из горла.
Моему, «изодранному в куски сердцу», необходимо было выплеснуть, хотя бы часть боли. Какой бы сильной я не была, какой бы жестокой не стала, я – живой человек. И, теперь, я дала волю своим эмоциям. Содержимое второй бутылки провалилось в меня, я не пьянела. Я ревела, как дикий зверь, захлебываясь собственными слезами.