Противостояние. Том I
Шрифт:
Он выражал свои чувства с трудом и, похоже, не мог говорить отчетливее, не упоминая о Рите и кошмарных снах с темным человеком.
– Меня постоянно одолевал страх, – осторожно продолжил он, – потому что я шел сам по себе. Какая-то паранойя. Словно я ожидал, что индейцы нападут на меня и снимут скальп.
– Иными словами, вы перестали искать дома и начали искать людей.
– Возможно, вы правы.
– Вы нашли нас. Это только начало.
– Скорее уж вы нашли меня. И этот мальчик меня тревожит, Надин. Я должен быть постоянно начеку. Ножа у него больше нет, но мир до отказа набит ножами, которые только и ждут того, чтобы их подобрали.
– Да.
– Я не хочу, чтобы это прозвучало жестоко… – Он запнулся, надеясь, что она договорит за него, но она не произнесла ни слова и только смотрела на него своими темными глазами. – Вы не думали о том, что его надо бросить? – Ларри все же выплюнул эту фразу, будто кусок камня, и прозвучала она так, словно он был не таким уж хорошим парнем… Но справедливо ли это, должны ли они усугублять и без того плохую ситуацию, превращать ее в совсем поганую, связываясь с десятилетним психопатом? Он предупредил, что слова его могут прозвучать жестоко, и, наверное, не покривил душой. Теперь их окружал жестокий мир.
Тем временем странные глаза Джо цвета морской волны буравили Ларри.
– Я не могу так поступить, – спокойно ответила Надин. – Я понимаю существующую опасность и понимаю, что угроза в первую очередь нависает над вами. Он ревнует. Боится, что вы станете для меня важнее, чем он. Вполне возможно, он снова попытается… попытается добраться до вас, если, конечно, вам не удастся с ним подружиться или хотя бы убедить его в том, что вы не собираетесь… – Она замолчала, решив не развивать тему. – Но оставить его – все равно что убить. И я не хочу принимать в этом участие. Слишком много людей уже умерло, чтобы убивать еще.
– Если он глубокой ночью перережет мне глотку, то вы волей-неволей станете соучастницей.
Она наклонила голову.
Ларри продолжил шепотом, который могла услышать только Надин (он не знал, понимает ли наблюдавший за ними Джо, о чем они говорят):
– Он, вероятно, сделал бы это уже прошлой ночью, если бы вы не пошли за ним. Разве не так?
– Мало ли что может случиться, – мягко заметила она.
Ларри засмеялся:
– Скажем, снизойдет Дух Рождества?
Она подняла на него глаза.
– Я хочу пойти с вами, Ларри, но я не могу оставить Джо. Вам решать.
– Вы не ищете легких путей.
– В наши дни легкой жизни уже не будет.
Он задумался. Джо сидел на обочине, наблюдая за ними глазами цвета морской воды. За спиной настоящая морская вода набрасывалась на скалы, с шумом прорываясь в тайные тоннели, пробитые ею в камне.
– Хорошо, – кивнул он. – Я думаю, у вас чересчур доброе сердце, а нынче это опасно, но… хорошо.
– Спасибо, – улыбнулась Надин. – Я буду нести ответственность за его поступки.
– Если я умру от его руки, меня это утешит.
– Ваша смерть будет на моей совести до конца, – ответила она, и внезапно уверенность в том, что в не слишком отдаленном будущем все ее слова о святости жизни обернутся против нее, обрушилась на Надин, как порыв холодного ветра. Она поежилась. «Нет, – сказала она себе. – Я не убью. Только не это. Никогда».
В тот вечер они разбили лагерь на мягком белом песке общественного пляжа в Уэллсе. Ларри развел большой костер над полосой водорослей, отмечавшей самый высокий прилив. Джо сел с другой стороны костра, подальше от Ларри и Надин, и бросал в огонь небольшие палочки. Иногда брал палку побольше, поджигал конец, как факел, и начинал носиться по пляжу, держа палку перед собой, словно единственную свечу, зажженную в честь дня рождения. Они видели его, пока он не покидал тридцатифутового круга света костра, а потом оставался только движущийся факел, раздуваемый потоками воздуха, поднявшимися от дикого бега Джо. С океана дул легкий ветерок, так что вечер выдался чуть прохладнее, чем предыдущие. Ларри смутно вспомнил дождь, который пролился над Нью-Йорком в тот день, когда он нашел мать на полу, аккурат перед тем, как «супергрипп» обрушился на город, словно мчащийся на всех парах товарняк. Он вспомнил грозу и раздувающуюся белую занавеску. По его телу пробежала дрожь, а ветер закрутил огненную спираль и потянул ее к черному звездному небу. Ларри подумал об осени, еще далекой, но уже существенно приблизившейся в сравнении с тем июньским днем, когда он нашел мать лежащей на полу без сознания. И вновь содрогнулся. Севернее, далеко от них, поднимался и опускался факел Джо. Факел этот вызывал мысли об одиночестве и холоде – единственный огонек, мерцающий в огромной и молчаливой темноте, нарушаемой только рокотом прибоя.
– Ты играешь?
Ларри чуть подпрыгнул от звука ее голоса и посмотрел на футляр с гитарой, лежавший перед ним на песке. Раньше футляр стоял, прислонившись к пианино «Стейнвей», в музыкальной комнате большого дома, куда они вломились, чтобы добыть себе ужин. Ларри набил рюкзак консервными банками взамен тех, которые они съели днем, и, подчиняясь внезапному импульсу, прихватил с собой футляр, даже не посмотрев, какая в нем гитара, – впрочем, в таком доме барахла определенно не держали. Последний раз он играл на гитаре во время той безумной вечеринки в Малибу, шесть недель назад. В другой жизни.
– Да, играю, – ответил Ларри и обнаружил, что хочет играть, но не для Надин, а просто потому, что иногда это очень приятно – поиграть на гитаре: снимает напряжение, знаете ли. А уж если костер разводят на пляже, кто-нибудь обязательно берется за гитару. – Давай посмотрим, что у нас там. – И он откинул защелки.
Он ожидал чего-то качественного, но лежавшая внутри гитара все-таки оказалась приятным сюрпризом. Двенадцатиструнная, фирмы «Гибсон», прекрасный инструмент, возможно, даже ручной работы. Ларри недостаточно хорошо разбирался в гитарах, чтобы однозначно заявить об этом, но знал, что инкрустирована она настоящим перламутром, который вбирал в себя красновато-оранжевые отблески костра, а потом излучал их призмами света.
– Красивая, – заметила Надин.
– Это точно.
Он взял несколько аккордов, и ему понравилось звучание, хотя струны требовали настройки. Звук оказался насыщеннее и богаче, чем у шестиструнки. Гармоничный, но жесткий. В этом и заключалось достоинство гитары со стальными струнами – отличный жесткий звук. И струны – «Блэк даймондс», с навивкой, к которым требовалось приспособиться, но дающие настоящий чистый звук, слегка грубоватый при смене аккордов – зинг! Ларри чуть улыбнулся, вспомнив, с каким пренебрежением относился Барри Грайг к гладким и плоским гитарным струнам. Он называл их «долларовые слики». Старина Барри, который хотел стать Стивом Миллером, когда повзрослеет.
– Чему ты улыбаешься? – спросила Надин.
– Прежним временам, – ответил он и погрустнел.
Начал настраивать гитару на слух, чувствуя, что получается, вспоминая Барри Грайга, Джонни Макколла и Уэйна Стьюки. Когда почти закончил, Надин дотронулась до его плеча, и он вскинул глаза.
Джо стоял рядом с костром, позабыв о потухшей палке в руке. Рот его раскрылся, а странные глаза смотрели на Ларри, откровенно зачарованные.
Он услышал голос Надин, очень тихий, такой тихий, что могло показаться, будто у него в голове прозвучала ее мысль: