Противостояние
Шрифт:
– Подними руки, – сказал он командиру.
Тот послушно руки поднял. Кротов, не выпуская из левой руки пистолет, достал из кармана веревку с заранее заготовленным кольцом, продел обе руки командира в это кольцо, затянул его, обмотал кисти еще несколько раз, сунул пистолет в карман, завязал веревку своим особым узлом, парашютным, геленовским, надежным; пятясь, подошел к двери, распахнул ее, резко обернулся: навел пистолет на пассажиров, не вынимая левой руки из кармана.
– Граждане, сейчас вы улетите
Поднялся старик, который уступил место женщине с девочкой.
– Брось на пол, – сказал Кротов.
Старик достал из кармана перламутровый перочинный ножик, бросил его и сказал:
– Пес!
Кротов медленно, тяжело ступая, пошел сквозь замершую тишину салона в хвост, взял свой чемодан, где под инструментом хранилось золото и бриллианты из магазина с е с т р и ц ы, открыл дверь.
Внизу, улыбаясь, стоял мужчина.
– Спрыгните? – спросил он с каким-то странным акцентом.
Кротов ответил:
– Спрыгну. Только сначала покажите мне свой паспорт.
– Военнослужащие сдают свой паспорт, – ответил мужчина. – А вы свой паспорт бросьте мне, я хочу его внимательно посмотреть.
Кротов, не опуская пистолета, достал из кармана паспорт и бросил его к ногам мужчины.
Тот поднял, раскрыл: Милинко…
– Прыгайте, господин Милинко, – он протянул ему руку, – прыгайте.
– Все равно покажите ваш документ. Любой.
– Хай! – крикнул кто-то из тех, что стояли поодаль.
Кричали не по-русски. Кротов ничего не понял, но он часто слушал их радио, голос подействовал на него завороженно, как и р а с к о в а н н о с т ь людей, стоявших неподалеку от длинной машины. За рулем сидели рослые парни и, лениво жуя резинку, смотрели на происходящее.
Мужчина пожал плечами, повернулся и пошел, бросив паспорт Кротова на теплые плиты взлетной полосы.
– Эй! – крикнул Кротов. – Вы чего?!
– Ультиматум – не для меня, – не оборачиваясь, ответил мужчина.
– Эй! – снова крикнул Кротов. – Да стойте, я шуткой!
Спрыгнув, он поднял паспорт и побежал следом за мужчиной. Тот обернулся, усмехнувшись, достал из кармана пачку «Мальборо», протянул Кротову. Тот потянулся трясущимися руками к коробке.
– Вообще-то я не курю, – сказал он, – разве что после пережитого…
Сигарета никак не доставалась, он опустил глаза на пачку, и вдруг холод сковал его.
«Производство табачной фабрики „Ява“ и объединения „Филипп Морис“, – успел прочитать Кротов, и, не раздумывая, отбросив тело назад, он выстрелил в мужчину, в сердце ему выстрелил: тот обрушился на землю. Кротов вскинул пистолет, чтобы перещелкать тех, кто был возле машин, все сразу понял – и г р а, но выстрелить не успел, пуля пробила ему руку, пистолет выпал на землю.
10
…Костенко
– Ну что, дед? Больно?
– Снова вы правы, – ответил он, – даже как-то противно: я ведь поначалу не хотел кольчугу надевать.
– Мцыри, – усмехнулся Костенко. – А мне еще одного хоронить?
Он поднял простыню, увидел страшный, черный кровоподтек на груди Тадавы, разорванную кожу, простыню опустил, покачал головой, вздохнул.
– А что это вы меня «дедом» величаете? – спросил Тадава.
– Да так, – ответил Костенко. – «Дед» – хорошее слово, очень нравится мне, когда человека можно назвать «дедом».
Из госпиталя Костенко поехал в тюрьму. Кротова допрашивали бригадой. Костенко поблагодарил коллег, остался с Кротовым с глазу на глаз:
– Сейчас поедем в Москву, Милинко (фамилию Кротов ему – по разработанному плану – не называли еще). Самолет, как понимаю, переносите нормально?
– Вполне, – ответил тот. – Вы, я думаю, главный, так что протест вам можно заявить?
– По поводу чего?
– По поводу того, что до сих пор не вызван врач-психиатр? Я действовал под гипнозом… Главный, тот, кто виновен в моих неосознанных действиях, остался на свободе…
– Протест принято заявлять прокурору. А я сыщик… Я свою работу сделал… Как фамилия гипнотизера?
– Это я скажу работникам прокуратуры после того, как буду освидетельствован врачом-психиатром…
– Что ж… Это даже не протест – вполне законная просьба… Но я могу вам назвать фамилию «гипнотизера»… Его фамилия Кротов, Николай Иванович, – разве нет?!
…Через сорок два дня Костенко позвонил в Магаран, Жукову:
– Подполковник, привет вам, дорогой, и поздравления со звездочкой!
– Все равно в Москву не поеду, – ответил тот.
– Ну и не надо, – легко согласился Костенко. – Вы поезжайте к Журавлевой, к этой красавице Диане. Желательно, чтобы в это время ее муж был в вечерней смене. Сядьте к столу, облокотитесь, протяните правую руку, разожмите пальцы и скажите ей следующее: «Мадам, если вы сейчас же не положите сюда, в эту мою ладонь самородок, я обещаю вам тяжкие времена…»
…Журавлева стала мертвенно-бледной, откинулась на спинку стула, хотела что-то ответить, но слова застряли в горле…
– Храните вне дома? – помог ей Жуков.
Она кивнула.
– Ну одевайтесь. Надо ж вам до прихода благоверного вернуться. Или он в курсе?
Женщина отрицательно покачала головой, а потом заплакала, но плакала она не по-женски – беспомощно, жалостливо, безысходно, – а как-то совершенно по-особому, очень рационально и зло…
1979 г.