Протокол 06 «Ева»
Шрифт:
– Лейтенант Ристич, - оторвал её от размышлений советник посольства Владислав Кежман.
– Ты не посмотрела дело.
Валентина достала сигареты, закурила. Сквозь приоткрытое окно врывался приятный летний ветерок, разметая дым по дорогому салону машины.
– Владислав, я уже не верю, что мы что-то найдём, - сказала она. - Какое это по счёту братское захоронение?
– На сей раз, я больше чем уверен, - возразил Кежман.
– И речь идёт не о захоронении.
Валентина кивнула:
– Я слушаю.
Отдел военных расследований объединённого
– Значит так, - он покопался в дипломате, вынул папку.
– Исходя из твоих сведений, он находился в штабе вертолётного полка при взятии Сарагосы. Его имя есть в списке офицеров за позапрошлый год. Разумеется, в списках за прошлый год отмечено, что он погиб. Но данных об обычном воинском захоронении нет. Пишут, что погиб в бою, сгорел в вертолёте. А мы с тобой знаем, что это не так.
– И? Это наша стартовая информация, - заметила Валентина.
– Что изменилось?
– Именно вначале я совершил ошибку, - ответил Кежман.
– Из всех возможных вариантов развития событий, я не подумал только об одном. О том, что он мог выжить на той вертолётной площадке…
Валентина покачала головой:
– Это невозможно.
– Почему же? Судя по его медкарте, он был крепкий малый.
– А пуля в груди?
– Вот именно!
– кивнул Кежман.
– Я сравнил описанные тобой ранения с медкартами всех военнопленных сначала, а потом и всех заключённых собственных лагерей Союза, то есть тех мест, где мог оказаться дезертир или предатель, или кто угодно из собственных военных.
– Владислав, простите меня, - вздохнула Ристич.
– Я свела вас с ума этим поиском.
– Вовсе нет. Это оказалось единственной ниточкой. Понятно, что командование решило скрыть инцидент. История у Сарагосы подчищена до дыр. Офицер застрелил троих человек насмерть, четверых покалечил. Такой герой никому не нужен. Официально там ничего не произошло. И если я прав…
Кежман вернулся к бумагам.
– Двадцать пятого июля, то есть через три дня после событий, в одну из колоний особо строгого режима для военных преступников поступил человек. Без указания имени и звания. Так, вот! Первичный медицинский осмотр показал огнестрельные ранения лёгкого, печени и правого бедра. В крови содержались остатки лекарственных препаратов и большое количество биостимуляторов роста клеток, благодаря которым он, наверное, и выжил. А за сутки до вашего спасения Сергея ещё лечили.
– Вы стали называть его по имени?
– невесело улыбнулась Валентина.
Кежман кивнул:
– Мы с тобой так давно занимаемся поиском его могилы, что я привык к нему, как к родному. Так вот, общее состояние…
Владислав на секунду остановился в сомнениях, надо ли перечислять.
– Сломаны ребра, разрыв селезёнки, множественные гематомы, тут много всего. Но это тоже говорит в нашу пользу. Ведь его не могли просто так поднять на ноги и отправить по этапу. Я думаю, эти три дня они использовали для…
Кежман замолк на мгновение, заметив болезненное выражение на лице
– Это не суть, - наконец продолжил он.
– Заключённый без имени, но есть номер. По этому номеру приговорён к расстрелу. Но данных о смерти снова нет.
– А вы думаете, они каждого протоколировали?
– заметила Валентина.
– Нет, - Владислав полез в дипломат, - я знаю, что они этого не делали. Но я оставил его номер в списках поисковой службы Красного креста, как только началась проверка военных тюрем на территории обеих конфедераций, и… номер всплыл.
Валентина вздрогнула.
– В базе данных рудника на острове в Карском море, - продолжал Кежман.
– Адский холод, тёмные тоннели. Туда привозили людей только для одной цели - умирать. Это объясняет, почему заключённого не казнили в колонии. В общем, с ним сейчас разбирается доктор Беспалов из международного военного госпиталя, куда мы и едем.
– То есть? – лейтенант Ристич удивлённо вздохнула.
– Подписание мирного договора упразднило систему рудников и амнистировало заключённых, - объяснил Владислав.
– Красному Кресту вверена реабилитация узников. Когда бывших заключённых доставили в госпиталя, он был среди них. Живой.
Валентина молчала.
– Ристич, это вполне может быть он, - уверенно произнёс Кежман.
– Посмотрим, - мрачно ответила на это Валентина.
Год поисков был слишком безуспешным, чтобы столь фантастическая версия оказалась правдой.
Машина остановилась у парадной лестницы вновь отстроенного госпиталя. Фасад ещё докрашивали, но здание уже украшали флаги обоих конфедераций и Красного Креста. Все вместе они смотрелись очень непривычно, но обнадеживающе.
Доктор Беспалов ходил из стороны в сторону по ступенькам крыльца, лично ожидая визита из посольства Альянса. Он протянул лейтенанту Ристич руку для приветствия, едва она вышла из машины, и сразу сказал:
– Я очень рад, что кто-то им заинтересовался.
Уже ведя посетителей по коридору госпиталя, он объяснил:
– Из ста процентов таких пациентов, только один процент узнанных и востребованных родственниками. И если именно этот человек окажется тем, кого вы ищете, я буду очень рад.
– Почему?
– удивилась Валентина.
– Его травмы говорят о более бесчеловечном отношении к нему, даже по сравнению с другими узниками рудника. Мы сделали несколько операций. Сейчас он молчит. За всё время пока он у нас, он не проронил ни слова.
Доктор остановился у двери палаты:
– Он здесь. Вы в порядке?
Лицо лейтенанта Ристич побледнело, дыхание стало тяжёлым. Валентина, наконец, почувствовала страх. А что если… Кежман прав, и действительно есть шанс, что…
Нет. Валентина знала, что это не возможно. Ради неё Сергей уничтожил свою жизнь. Стал предателем. Тем, кого стёрли из памяти. И он… не мог выжить. Ещё тогда, глотая слёзы, Валентина поняла, почему он не полетел с ней. Ранение было смертельным, Сергей умер бы по дороге. Он не хотел, чтобы она увидела это. Хотел остаться живым в её воспоминаниях.