Протоколы виртуальных мудрецов
Шрифт:
«Смысл жизни, смысл жизни… на кой черт тебе сдался этот смысл? — Вдруг разгорячился Распутин. — Да, жизнь втянула нас в свои объятия, не спрашивая нашего на то позволения, и теперь равнодушно наблюдает за нашей судьбой. Да, порой даже кажется, что она над нами посмеивается. И самая главная насмешка именно в том, что в нашей жизни действительно нет никакого смысла. И вот что я тебе скажу: нету… и не надо!
Вот ты говоришь, что нарвался на стерву. Наша жизнь — это и есть самая, что ни на есть, первая стерва, равнодушная и холодная. Цинично хихикая, она наблюдает за нашими потугами продлить свое бессмысленное существование, и кроме «подлянок» от нее нечего ожидать.
А Смерть?
Распутин остановился, явно подбирая нужное слово. Но пока он это делал, его мысль потекла в другую сторону. Так и не закончив предложение, Распутин сменил тему:
— Но не все так мрачно и безнадежно. Жизнь, несмотря ни на что, удивительна и захватывающе интересна. Но только для тех, кто имеет пра-виль-но-е к ней отношение!
Дан слушал с легкой улыбкой на лице. Слушал внимательно, но не верил, что этот профессиональный ловелас сможет сказать ему что-то такое, чего нет в его «математической модели». Он ожидал услышать что-то вроде профессорского бреда про счастье, но чем дольше Распутин говорил, тем серьезней и внимательней становилось у Дана выражение лица.
— Жизнь — это азартная игра, игра на выживание. — Продолжал тем временем Распутин. — На протяжении всей жизни над нами щелкает зубами проблем волчья пасть Смерти. Мы вышибаем ей зубы, на их месте вырастают новые, и проигрыш в этой игре все равно неминуем. Но все, мальчик, в твоей жизни совершенно изменится, когда ты поймешь простую истину: смысл игры не в продлении жизни. Холодная и равнодушная жизнь не заслуживает того, чтобы ради нее разбивать кулаки о зубы проблем. Смысл игры в самой игре .
Задумайся, какой толк мужику ночь напролет смотреть боксерский поединок или футбольный матч? Ему завтра на работе прибавят за это зарплату? А зачем стараться выиграть у кого-то в шахматы, если не удастся засолить и зажарить ни одной срубленной фигуры?
Азарт игры — это и есть смысл и высшее наслаждение. Но нет ничего интересней и динамичней, чем игра в жизнь!
Подключай свою хваленую логику! Будет ли тебе интересно играть в шахматы белыми, если перед тобой не окажется противник, и некому будет двигать черными? Смерть — это наш противник в игре. Проблемы — черные фигуры противника. Без них игра не имеет смысла, так как без противника нет игры. Если не будет смерти, жизнь потеряет смысл.
Радуйся возникающим проблемам, как возможности проявить себя в азартной игре. Конечно, ты обречен на проигрыш. Смерть еще никому не удалось победить. Но если я сяду играть в шахматы с чемпионом мира, то мой проигрыш — это тоже только вопрос времени. Однако мне очень сильно хочется играть именно с ним, а не с начинающим школьником.
Зачем? Потешить амбиции? Подумай, для чего альпинисты лезут в горы? Падают, разбиваются, как яйца, десятками, и все равно лезут дальше! А там, на горе, нет ничего. Ни денег, ни женщин, ни вина. Игра с гроссмейстером — вот что возбуждает и стимулирует каждую нервную клетку, заставляя превосходить себя буквально на каждом шагу.
Как только мы появляемся на свет, нас сразу начинают подготавливать к будущей схватке с великим гроссмейстером. Возможно, ты скажешь, что тебя плохо подготовили. Но если ты сейчас сидишь передо мной, значит ты еще не проигравший, значит все еще в твоих руках. Шахматная партия со Смертью длится не два часа, и зубы проблем кромсают наше тело не по минутам. Есть время приобрести навык и опыт. Сначала защиты, а потом и нападения.
А теперь ответь на такой вопрос: перед тобой сейчас стоит реальная угроза смерти?
— Нет!
— Тогда у тебя фора! Ты пока еще играешь не с гроссмейстером. Значит, у тебя есть время подготовиться. Между жизнью и шахматным турниром есть одно существенное различие. В жизни, чем меньше ты играешь и тренируешься, тем больше у тебя шансов встретиться с гроссмейстером.
Ты говоришь, что поймал истину за хвост? Ты все понял, все осмыслил и больше тебе не к чему стремиться? А как же насчет той стервы? Начни игру с нее, и черт с ним, со смыслом. Просто играй без всякого смысла. Азарт игры — вот единственный смысл, ради которого всегда стоит жить! Стань Наполеоном. Встань, иди и покори ее. Потом покори этот город. Потом покори весь мир. Покори все, на что у тебя хватит жизни…»
Странник: Да, впечатляет! «Я — Наполеон!», кто услышит — засмеет…
Книжник: Засмеет, конечно же, потому что ты сам для себя смешон. А я вот тебе еще отрывочек зачитаю из той самой книжки Владимира Леви «Искусство быть собой»:
«Знаете ли Вы, что мы сами, и только сами определяем себе цену? Что никакие наши „параметры“, ни физические, ни даже умственные, к этой цене не имеют ни малейшего отношения? Что равно ущербны и те, кто почитает себя выше других, и те, кто ставит себя ниже — какие бы ни были к тому „объективные основания“? Все-то дело в том, что таких объективных оснований нет и быть не может: проще простого доказать, что все они условны, относительны и зависят лишь от того, в какую шкалу оценок человек сам себя загоняет.
А отношение человека к себе всегда передается и другим людям, действует как внушение . Но только, конечно, истинное, глубинное отношение — то, что человек есть сам для себя, а не чем хочет КАЗАТЬСЯ. Тот, кто внутренне ощущает себя «ниже» других, никогда не добьется ни уважения, ни любви, а если даже такие чувства у кого-нибудь и возникнут, он-то сам в них все равно не поверит. Тот же, кто чувствует себя выше — воистину, уверенно и спокойно, так, что это не приходится доказывать ни другим, ни себе, — способен вызвать восторг и преклонение, равно как зависть и ненависть. Но и такой человек одинок и несчастен среди себе подобных…
Имейте же в виду, что внешность, воспринимается собеседником, самое большее, в первые две-три секунды общения. Дальше — «Заговори, чтобы я увидел тебя…» Те, кто не умеет заставить себя — а через себя и других — забыть чем-либо невыгодные стороны своей внешности, профессии, возраста, социального положения (перечисление «параметров» может занять целое письмо), — еще только кандидаты на звание человека. А ведь все мы в далеком детстве были, кажется, именно тем, что надо…
Посмотрите на какого-нибудь ребенка лет трех-четырех, на обычного ребенка, еще не загнанного изнутри в предательские капканы оценок, мнений и прочей сравнительной суеты. Он еще ничего не достиг, и неизвестно, достигнет ли; он еще не хорош и не плох, не ничтожен и не велик, не умен и не глуп, не силен и не слаб — он никакой, и он всякий. Он маленький — ну и что? зато он свободен и непосредственен, потому что не подозревает еще ни о каких отметках, для него все равны, и он равен всем. Не осознавая того сам, он ценит себя бесконечно высоко, он для себя Вселенная. Эта детская правота бесконечно выше всех на свете достижений и талантов. Разве кто-нибудь посмеет оценить значимость детской жизни в каких-либо параметрах? Разве дитя ценно тем, что оно когда-то и где-то чего-то достигнет? Дитя есть, и этого достаточно, дитя — человек, в этом все. Человеческое достоинство неразменно. Как ни велики чьи-то творческие достижения, как ни превосходны качества ума, таланта или физической красоты, есть нечто иное в человеке, ни с чем не соизмеримое…»