Проверка на голубую кровь
Шрифт:
– Так, так… Ну ладно, иди, служи, – он посмотрел внимательно в глаза Смелкову. Явно читался вопрос: пора тебе реагировать начинать, и как ты собираешься выкручиваться?
– Передавай от меня привет Сашке, – с хрипотцой в голосе крикнул он вдогонку Смелкову.
Смелков у дверей класса оглянулся и отстраненно сухо, но громко ответил:
– Сам передавай! Твои подчиненные – это твои проблемы, – и, выйдя, закрыл дверь.
До 10 часов вечера Смелков не мог понять: как Голицын будет использовать свою власть над ним. После «отбоя» прояснилось.
– Слухай, что скажу, Смелков. – Он подождал пока Смелков повернется и, выдержав паузу, объявил: – План работы и дежурства дальше такой будет. Ты слушаешь?
– Слушаю, – Смелков спокойно созерцал сапоги Голицына и улыбался.
Все было понятно. Казарменный туалет на 10 «очков» ждет Смелкова. Фу ты, как просто. Боялся какой-нибудь подлянки, а тут всего-навсего сортир помыть.
– Значит так. Галкин до 2 часов очередным* у тумбочки, с 2 до 6 – Сенцов, ты с 6 до 10. Сенцов щас спать пошел, Липягин казарму с тем придурком – нарядчиком из 5 взвода мыть будет. А тебе что, Смелков, достается? Ну?
– Сортир, – Смелков широко улыбнулся.
– Правильно, но вместе с умывальником. А ты чему радуешься, Смелков?
– Разрешите выполнять, товарищ дежурный? – Смелков приставил швабру к левой ноге и отдал честь.
– У тя чо, крыша съехала? – Голицын ожидал нытья, отпора, подхалимажа, только не улыбки.
– Если хочешь – объясню, только не отрываясь от работы. Ты же мне помогать не будешь? А чем раньше вымою, тем раньше спать.
– А вот это видал? – Голицын показал кукиш. – Спать ему захотелось! Не раньше 2-х. Еще впереди у вас с Липягиным сержантская комната, канцелярия и ленкомната, когда сержанты оттуда уйдут. А когда они телевизор смотреть кончат – не знает никто. Если хочешь – сходи, спроси! – Голицын, довольный собой, захохотал.
Появился он спустя часа полтора, когда Смелков, закончив с туалетом, надраивал суконкой с мелом медные краны в умывальнике.
– Так вот, Смелков, прежде чем ты мне расскажешь о своей радости в туалете, – тут он, не сдержавшись, зафыркал, – Я тебе слова старшины передаю: « Туалет и умывальник посмотрю лично. Если где тряпкой не вымоете, трите одежными щетками. Не помогает одежная – трите зубной! Но чтоб все блестело, как причиндалы у кота!.. Слышь, Андрюха, а чо за причиндалы такие?
– Ты о причинном месте слышал что-нибудь? – Андрей полировал кран и на Голицына не смотрел. Голос у него был спокойный, уверенный, и работал он с видимым удовольствием.
– Ну, слышал, не помню только. А чо это?
– А это то, что у всех мужиков стоит, а у тебя – висит! Смелков даже не улыбнулся. – Но это – причина, а причиндалы – то, что рядом с причиной. Дошло?
– Яйца это! – Довольный Голицын смеялся и не мог остановиться. – Во старшина загнул! Во, загнул! Надо записать, забуду. – Он отсмеялся, вытер слезы.
– Так чо ты мне про радость в сортире доложить хотел? Давай, я послушаю.
Смелков, продолжая надраивать краны, дребезжащим
– Видно папа с мамой драли тебя, Санек, мало, а книжек ты и вовсе не читал. Не читал ведь, Голицын? – И, не дождавшись ответа, сам ответил, – не читал. А вот еще в далекой древности философы … Это такие умные люди, Санек. Так они от родителей к детям учили передавать наказ и в книжках многих прописали: не бывает грязной работы, если ты трудишься для блага людей! Как я вот сейчас. Такая работа благородна и почетна! Чуешь, Голицын?
Голицын фыркнул:
– Нашел почет в дерьме ковыряться!
– Эх, Голицын, Голицын… Вот взять, к примеру, врач – академик какой-нибудь. Он в твоих кишках, в дерьме, как ты говоришь, ковыряется – жизнь твою спасает. Так ты думаешь: ему зря премии вручают, в газетах хвалят? А вот грязными, по мнению философов, Голицын, бывают дела, поступки, мысли и намерения людей. Ты согласен с этим, Голицын? Есть у тебя грязные мысли? А! Ну, отвечай! – И Смелков, прекратив работу, посмотрел на Голицына.
Тот от неожиданности встал, как по команде «смирно», и отвесил нижнюю губу. Но начал приходить в себя и забормотал:
– Ты не очень, не очень…
– Есть, Санек, есть. Я знаю. В том-то и дело, что они у всех людей есть. Недаром Христос сказал: « Кто без греха – бросьте в нее камень…» Все грешны, Голицын, не один ты. Вот разве что я – безгрешная овца перед тобой, разбойником!
– Ну ты, полегче! Сейчас старшина придет тебе премию выписывать, философ! – И Голицын, выйдя, захлопнул дверь.
Спустя 5 минут в туалет прошел Зубцов, а, выходя, окликнул:
– Дневальный!
– Рядовой Смелков, товарищ старший сержант!
– Ты в шахматы могешь, Смелков?
– Приходилось, товарищ старший сержант!
– Так, хорошо, – он отворил дверь в коридор: – Дежурный, ко мне!
Голицын, грохоча сапогами, прибежал из бытовки и зарапортовал:
– Товарищ старший сержант, дежурный, рядовой Голицын, по Вашему…
– Да погоди ты орать! – перебил Зубцов, – твои товарищи спят! Ты вот что, Голицын, подмени кем-нибудь Смелкова – он мне в сержантской нужен. Да и сам, кстати, можешь засучить рукава. Ты понял?
– Так точно, товарищ старший сержант!
– Выполняй!
– Есть! – Голицын на цыпочках побежал в спальный зал за Липягиным.
Зубцов посмотрел внимательно на Смелкова, стоящего с мокрой одежной щеткой в руках возле очередной раковины.
– Значит так, Смелков: сапоги насухо вытереть, руки вымыть и в сержантскую. Ты куришь?
– Курю.
– Я не курю, но если первую партию выиграешь, – во время второй разрешу покурить в сержантской.
У Смелкова так взыграл дух от неожиданного приобщения Голицына к благородному труду вместо него, что он, забыв о благоразумии, выиграл две партии. Благоразумие стало возвращаться, когда Зубцов, отодвинув доску, посмотрел на часы.