Провидец Александр Энгельгардт
Шрифт:
Дёма один день сеет лён на поле одного помещика, следующий - боронит у другого. И думает о своей непаханой ниве.
"Нет, уж это последнее дело, когда мужик должен набирать работы не под силу, - тут во всём хозяйстве упущение, и смотришь - через несколько лет мужик совершенно провалился. Ведь взяв вашу работу, он должен упустить своё хозяйство, расстроить свой двор, каков бы он ни был; понятно, мужик держится за него и руками и зубами. Но что же делать? зато "душу спас", зимою с голоду не умер".
А опоздать с пахотой - значит опоздать и с севом. Опоздать
"Представьте же себе нравственное состояние мужика-хозяина, когда он должен бросить под дождь свое разбитое на лугу сено, которое вот-вот сейчас до дождя он успел бы сгрести в копны, бросить для того, чтобы уехать убирать чужое сено. Представьте себе положение хозяина, который должен оставить под дождем свой хлеб, чтобы ехать возить чужие снопы...
Нужно видеть, что делается внутри, в душе хозяина, как он клянёт судьбу, как он закаивается брать в другой раз страдную работу... Работа летом, в страду, в помещичьем хозяйстве разоряет мужика, и потому на такую работу он идет лишь из крайности, отбиваясь от этой работы елико возможно".
Тяжела жизнь крестьянская. Но не следует думать, что крестьяне обозлены и только о том и думают, как бы устроить бунт или совершить революцию. Нет, они знают, что такой порядок установлен не ими, так жили их деды и отцы, и живут напряжённой трудовой жизнью. Но они играют свадьбы, веселятся, поют песни, пляшут (хотя подчас дело без драки не обходится), у них есть свои светлые дни, свои праздники, свои представления о мироустройстве, о справедливости и о несправедливости, мало понятные господам.
И ещё одно существенное различие между способами существования петербургского чиновника и сельского барина:
"Там, в Петербурге, - худо ли, хорошо - отслужил месяц и ступай к казначею, получай что следует. Откуда эти деньги, как они попали к казначею - вы этого не знаете и спокойно кладёте их в карман, тем более, что вы думаете, что их заслужили, заработали. Тут же не то: извольте получить оброк с человека, который ест пушной хлеб (то есть хлеб из неотвеянной муки, вместе с мякиной), который кусок чистого ржаного хлеба несёт в гостинец детям... Прибавьте ещё к этому, что вы не можете обольщать себя тем, что заслужили, заработали эти деньги".
А мужики платить оброк не торопятся.
"Конечно, получить оброк можно - стоит только настоятельно требовать; но ведь каждый человек - человек, и, как вы себя ни настраивайте, однако, не выдержите хладнокровно, когда увидите, как рыдает баба, прощаясь с своею коровой, которую ведут на аукцион... Махнёте
Но ведь одному простишь, другому, тогда крестьяне и вообще платить оброк перестанут. А чем тогда помещик, владелец большей части земли, жить будет?
"Раз, другой, а потом и убежите куда-нибудь на службу; издали требовать оброк легче: напишете посреднику, скот продадут, раздирательных сцен вы не увидите..."
Энгельгардт, начиная с первого же письма, и чем дальше, тем в большей степени, рисует картину народной жизни, коренным образом отличающуюся как от официального её портрета, так и от представлений интеллигента, почерпнутых из газет и повестей из сельской жизни. Продолжая повествование о скотнике Петре, он добавляет:
"Недорого оплачивается такой тяжелый труд, как труд скотника со всем его семейством... будь какая-нибудь возможность Петру жить на своём наделе, он, разумеется, не попал бы за такую плату в должность скотника, где ему нет покоя ни днем, ни ночью". Но "положение скотоводства у помещиков незавидное, и... нельзя дать большую плату скотнику, так как и при такой ничтожной плате за труд скот в убыток. То же самое можно сказать и относительно других отраслей хозяйства".
При этом Энгельгардт показывает тщетность попыток изменить положение дел к лучшему, совершенствуя отдельные законы или перестраивая административный аппарат.
А сейчас? С большим трудом осознается нами та простая мысль, что просто поднять сельское хозяйство в наших условиях принципиально невозможно, а нужно налаживать вконец расстроенную народную жизнь. Как это сделать и чем в этом может помочь книга писем Энгельгардта, - об этом пойдет речь в следующих главах о ней. А пока я должен сделать два отступления от последовательного её разбора.
Глава 2. ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПОДГОТОВКА
Энгельгардт пишет, что приехал в Батищево, ничего не зная о положении в российской деревне в тот момент. На деле всё обстояло не так.
"Лето 1863 г. А. Н. провел у родных в Вельском уезде. Деревенские впечатления вылились в "Письма" в редакцию "С.-Петербургских Ведомостей" под общим заглавием: "Из деревни", подписанных псевдонимом Буглима". Вот суть этих ранних писем "Из деревни":
Энгельгардт не ожидал, чтобы так быстро, в какие-нибудь два года (после Положения 19-го февраля 1861 года) всё так радикально изменилось к лучшему...
В деревнях у крестьян всюду идёт постройка - точно после пожара. Оказались вдруг богачи-мужики. Теперь они не боятся выказывать деньги, а прежде прятали и притворялись бедняками, ходили в лаптях, ели пушной хлеб. На крестьянских наделах кипит работа: мелколесье, кусты, болота, всё разрабатывается - точно пришли новые "переселенцы". Совершенно иной вид имеют помещичьи земли. "Всё запускается, брошено без присмотра, без ремонта, сады почти повсеместно повымерзли... Экипажи, хорошие лошади - всё распродается.