Провидение зла
Шрифт:
– Да кто же тебя учил, бродяга? – разгневалась женщина и ударила посохом о пол. И ледяные спицы начали расти прямо из воздуха, протыкать плечи, руки, голову угодника, а тот вдруг стиснул обмороженными руками клинок и медленно повел ладони вниз, оставляя кровавые полосы на лезвии. Меч словно раскалился, и в следующее мгновение невидимый удар смел с ног колдунью, разнес вдребезги ее сверкающий посох, ударил незнакомку о стену, прошиб ее телом перегородку и смешал в кучу пыль, утварь, обломки стены и еще что-то.
«Пропал трактир», – подумал Игнис, не в силах шевельнуть даже пальцем.
И тут Алиус словно выдохся, замер, а затем опрокинулся на спину, раскрыв бутонами окровавленные ладони. В животе угодника торчала короткая стальная стрела, одежда его была залита заледенелой кровью. Из клубов пыли появился воин с мечом. Еще двое помогали выбраться из разрушенной комнаты женщине. Она изрыгала проклятия. Подойдя к угоднику, она остановилась, долго смотрела ему в лицо, затем наклонилась и стала медленно вытягивать из его живота стрелу, проворачивая ее время от времени. Руки Алиуса тряслись. Наконец стрела была отброшена в сторону. Женщина выдернула из пола меч, осмотрела его, приставила к горлу угодника и замерла. Потом подняла взгляд и взглянула на Игниса. И в этот миг он сумел овладеть языком, открыл рот и прохрипел:
– Плохая примета – убивать угодника. Очень плохая. Не будет удачи в твоем доме, красавица.
Наверное, она поняла сказанное или что-то увидела в его глазах, потому что отвела меч от поверженного противника, подняла его над собой, быстро прошипела какое-то заклинание, и когда меч оделся ледяным панцирем, разбила его о руины стены. Осколки стали смешались с осколками льда.
– У тебя был неплохой защитник, – сказала она Игнису, поправляя волосы. – Но он испортил мне платье, поэтому смерть была бы слишком легким выбором для него. Эй! – Она повернулась к воинам. – Отнесите этого ублюдка к воде. Там маячила ладья свеев. Отдайте его им и приплатите десять монет серебра, чтобы он познал обратную сторону жизни. А если сдохнет, пусть знает, что ему повезло. Только быстро.
Послушники подхватили Алиуса и с грохотом потащили его по ступеням. Женщина подошла к Игнису ближе, присела, провела рукой по его щеке.
– А ты красавчик. Был красавчиком. Принц! Отличная упаковка для драгоценности. Для страшной драгоценности. В прошлый раз тебя спасла твоя мамочка. А кто в этот раз? Этот бродяга-неуч? Или сам? Неужели сам? Что? Что ты там хрипел минуту назад? И что хочешь сказать теперь? Не получается?
Она щелкнула пальцами, и холод, сковавший уста Игниса, рассеялся. К сожалению, только уста.
– Бродяга-неуч? – с трудом выдавил из непослушной глотки слова Игнис. – Это неуч перемог тебя!
– Я Великий Мастер Ордена Воды Никс Праина! – процедила она сквозь зубы, вновь смыкая уста принца. – А ты – замороженная лягушка. Лаписский уродец, которого судьба наградила древним проклятием. Так что на судьбу и пеняй. Если сможешь. Слуги!
Она выпрямилась. Дождалась, когда к Игнису подбегут воины.
– Несите его к берегу. Мы отправляемся домой. Да не уроните по дороге. Он слегка подморожен. Может разбиться. И быстро. А то тут сейчас все загорится…
Глава 17
Планта
Уходя от Хортуса, Литус увидел тень за углом. Тень как тень, мало ли бывало теней в Эбаббаре, особенно по ночам, когда на каждую улицу приходятся один или два фонаря, а улицы в бедных кварталах такой ширины, что двоим не разойтись, разворачивайся боком и обтирайся животами со случайным встречным. Но эта тень мелькнула и растворилась. Исчезла. Так, словно дверь за углом захлопнулась, но двери за углом не оказалось. Литус постоял несколько минут, поежился от вечерней прохлады, потому как начало весны и в Эбаббаре было всего лишь началом весны, нащупал кинжал на поясе, потом заглянул за угол, обернулся к дому, из которого вышел: его окна тускло светились, не одна каморка теснилась под общей крышей, а несколько, мало ли к кому он заходил, да и за ним ли это следили, и следили ли? Постоял еще несколько минут, приходя в себя от того, что услышал от смешного маленького старика. Затем двинулся к дому. Петляя по ночным улочкам, уверился, что никого за спиной нет, и вошел в знакомый до каждой выбоины квартал. Забраться на свою же крышу там, где он спустился, было непросто и днем, поэтому бастард вернулся в дом привычным путем, через дверь. Слежки вроде бы не было и здесь. Дворецкий похрапывал на прежнем месте, разве только бутыль у его ложа лежала на боку. Однако о крыше следовало забыть. Более или менее безопасно выбраться из дома теперь можно будет только одним путем, через подвал. Возможно, а скорее всего, и обязательно, когда-то имелись и другие пути. Когда Литус еще изучал свое жилище, он нашел немало заложенных камнем дверных проемов, но все они, как ему казалось, вели в соседний дом, а не в какие-то таинственные коридоры, однако сейчас запасной выход оставался один.
Перед тем как вселить бастарда под надзором еще не слишком старого дворецкого в небольшой дом, кто-то над ним основательно потрудился: были ободраны до голого камня все стены и своды, убраны все перегородки, и хотя после этого домишко обоими своими этажами и подвалом напоминал скорее узилище, чем жилище, Литусу он понравился. Немало игр бастард устраивал в одиночестве на его лестницах и в его коридорах. Знал каждую царапину на стенах. Каждый выступ в кладке, на который можно было наступить, чтобы вскарабкаться на потолочную балку, или на дверь, или на шкаф, в который прекрасно вмещалось все нехитрое имущество бастарда. Но запасной выход из дома Литус обнаружил случайно и довольно поздно. Скорее всего, устроители знали об этом ходе, но или оставили его для того, чтобы самим иметь возможность тайно проникать в дом, или посчитали, что молчаливый и послушный мальчишка не проявит достаточно упорства и усердия в исследовании секретов выделенного ему убежища. Пару лет назад Литус захотел устроить собственный небольшой гимназиум, чтобы размяться при необходимости дома, спустился в подвал, который когда-то казался ему огромным, поставил лампу на пыльную лавку и попробовал поупражняться с мечом, но тут же понял, что подвал для подобных занятий непригоден. Своды были слишком низки, клинок тыкался в них при каждом взмахе. Литус уже собрался смахнуть с плеч паутину и вернуться наверх, когда заметил под свисающей с потолка паутиной полосу копоти. Она не заканчивалась у лавки, а продолжалась к дальнему углу, заваленному пустыми сундуками, корзинами и кувшинами. Угол оказался не тупиком, а началом подземного хода. Литус раздвинул скопившееся барахло и обнаружил коридор длиной в полсотни шагов, который заканчивался железной дверью с засовом. Судя по количеству ржавчины, дверь выходила куда-то в сырое место. Так и оказалось. С трудом сдвинув засов, потратив кучу времени и бутыль масла на приведение в порядок запоров и петель, бастард оказался в ливневом подземном канале, устроенном еще древними каламами едва ли не под каждой улицей Эбаббара. Пройти по нему далеко не удалось, через сто шагов он был напрочь забит мусором, зато, вернувшись обратно и пройдя ту же сотню шагов вверх по каналу, Литус смог выбраться через сливную решетку в подвал соседа через улицу, а уж там нашел лазейку в его же заваленный мусором двор. Не раз потом Литус подшучивал над собственным стариком дворецким, приходя домой дважды в день с паузой в полчаса. Дошло уже до того, что дворецкий перестал и спрашивать, в который раз заходит в дом где-то запозднившийся подопечный. Окна первого этажа были забраны решетками, но ведь можно было вылезти и через окно второго, все-таки не крепостная стена, сколько там от оконного проема до мостовой, десятка полтора локтей, не более того, да и зачем сразу прыгать, если есть за что зацепиться?
Сейчас Литусу было не до запасных ходов и прыжков со второго этажа. Он жил в доме, который принадлежал его матери. Недолго, но принадлежал. Да, та история, о которой ему в подробностях рассказал отец, произошла не здесь, а в доме Сигнума Балуа, который стоял ближе к замку короля, в нем Литусу бывать не приходилось, но здесь жила его мать. Что заставляло бастарда искать сведения о матери, о той уже давней истории раньше? Желание узнать собственное прошлое. Что беспокоило его теперь? Ощущение неполноты. Что-то не складывалось. Странной казалась эта история, в которой любовница короля с ребенком оказывается в гостях у брата короля, и жена короля приходит туда, чтобы убить и любовницу, и бастарда, да еще убивает и брата короля. Не так убивали неугодных родственников венценосные особы. Множество свитков просмотрел Литус, изучая родословные королей Эбаббара, в их истории хватало всякого, но вот такого бессмысленного, неумного убийства не было. Но если прав был старик, тогда все вставало на места. На страшные места.
Литус закрыл глаза и еще раз повторил то, с чего начал Хортус. Что такое – не все, что называется именем, носит его, или не все, что носит имя, называется им? На эту бессмысленность старик ответил с усмешкой. Если ты, Литус Тацит, сказал он, назовешь себя королем какого-нибудь Кирума, воспользовавшись тем, что у тебя есть возможность изменить лицо и уничтожить всех, кто знает, кто ты такой, то ты и будешь называться его именем, однако, нося это имя, не будешь тем, кто называется им. Что такое бесполезно отрезать уши, если слушает голова? На этот вопрос старик ответил с грустью, что уши слышат, а голова прикидывает, и может прикинуть одно к другому, даже не слыша. Но отрезается так же легко, как и уши. Но у головы есть руки, поэтому трусливая голова доверяет рукам записать то, что она боится держать в себе. И если это записанное попадет на глаза другой голове, то и она может начать прикидывать одно к другому.
– Загадками говоришь, – прошептал тогда Литус и вслед за этим узнал, что паутиной смерти называют две вещи – тонкую сеть, набросив которую на себя, убийца из Ордена Смерти становится невидим, и заклинание, способное накрыть тишиной и сумраком целый дом, в котором можно вырезать все живое, не нарушив покой соседей ни звуком.
– Заклинание я такое знаю, – сказал тогда Литус. – Видел его в свитках. Но применить его невозможно, оно требует столько мума, сколько нет во всех магических башнях Эбаббара, вместе взятых. Нет смысла тратить столько силы. Зачем двигать на несчастную жертву огромную армию, если есть нож и изощренный убийца?