Провинциальная история нравов, замаскированная под детектив. Или наоборот.
Шрифт:
И надо же было ему попасться на глаза сердобольной Серафиме как раз в тот момент, когда его волокли в камеру — после того как, пьяный в стельку, он забрался на статую Высокого Вампира и плевался оттуда на макушки прохожих, изображая голубя. Хорошо, что только плевался, подумал очередной прохожий и позвонил в участок. Спустя двадцать минут прибыл патруль, и Михалычу был предложен комфортабельный насест в камере. Предложение было встречено с энтузиазмом и радостью.
Не зная всей предыстории, Серафима невольно прониклась к Михалычу сочувствием, решив, что тому место скорее в вытрезвителе или больнице,
— За что его? — спросила у Кота, который как раз проходил мимо.
Тот остановился и старательно посмотрел в указанном направлении.
— А! Так это Михаил Михайлович, фамилию не припомню, к сожалению. Наверное, опять буянил. Вот и задержали. Но ничего, подержат пару суток и отпустят на все четыре стороны.
— Но он же совсем старик! — возмущенным шепотом произнесла Сима. — Неужели у вас совести нет? Как можно это жалкое существо бросать за решетку? Он же умрет там. У нас в участке врачей-то нет.
— Умрет — это вряд ли. Мой тебе, Серафима, совет — забудь. Не в первый раз он здесь оказывается и, безусловно, далеко не в последний.
Серафима подавилась очередной репликой, пораженная до глубины души цинизмом Кота. Цинизмом и равнодушием к пожилым и беззащитным. Но спорить она не собиралась. Она собиралась действовать.
Первым делом, узнав, в какую камеру его поместили, Серафима навестила «старика» и спросила:
— Вам что-нибудь нужно?
«Старик», возлежащий на жесткой лавке, что-то невнятно пробормотал и всхрапнул, словно лошадь. Сима повторила вопрос, с тем же результатом. Дурой магиня не была — понимала, что «старик» пьян в стельку, но сочла своим долгом хотя бы попытаться помочь ему. Увы, на все ее вопросы ответом было шумный, неблагодарный храп.
Через две минуты попугайского — и до обидного одностороннего — «диалога», Сима поняла, что ничего в данный момент от Михалыча не добьется. Решила зайти попозже — на свою голову. Потому как пробудившийся после непомерных возлияний алкоголик — тот еще собеседник. Именно на долю неосторожной Симы выпало выслушать лекцию — икающую, запинающуюся и слегка нелогичную — о том, что водка — нектар и средство от всех болезней, и неплохо бы ей, Симе, уважить человека и сбегать за стаканчиком. Поллитровым.
— Пил, пью и пить буду. Сдохну, а буду. Назло сдохну. Останетесь без героя. Я же… я же… слова человек. Кремень, таких больше нет. Я ежели сказал — значит, сдохну, а сделаю.
— Но это неправильно. Вы не должны так жить.
— Должен. Могу и буду! Будь другом, принеси, а? Хоть капельку, ну что тебе стоит?
— Вам нельзя.
— Как это нельзя? Почему нельзя? Мне чтобы голова не болела… чуточку самую…
Пять дней, пока Михалыча держали в камере, Сима бегала к нему, пытаясь пробудить в нём если не совесть, то инстинкт самосохранения, который, видимо, все еще валялся в отключке после трех бутылок водки, выпитых за час. Однако все её попытки наталкивались на несколько вариаций ответов:
— Ладно, ладно… обязательно. Как только стаканчик принесешь, сразу подумаю. Я ж не за ради пьянства пью, я ж мыслить начинаю после рюмки. Я ж… ого-го какой гений! Мыслитель! Я ж… этот, как его… мудрец, мать его! Философ…
— Изыди, гадина! И без тебя тошно… какой алкоголик? Ты где алкоголика видишь? Вот голова у меня болит, и живот в последнее время все чаще… дык рюмочку выпью — и хорошеет враз. Так что водка — она от всех болезней, помяни мое слово, от всех болезней. Я еще когда… когда?.. когда… когда-то давно, наверное, в доме жил и муторно мне было, маятно, а как выпью — так на душе спокойно. И проблем нет, и жизнь налаживается… ну принеси, а?
— …ловите их! Ловите немедленно, они разбегаются! — На третий день Михалычу сделалось совсем плохо: руки трясутся, встать не может, орет благим матом. Взгляд безумный, блуждающий, полностью рассредоточенный; дыхание резкое, частое. — Вон они, по стенам, по стенам лезут, сейчас начнут потолок грызть! А там — крысыыыы…Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!
— Кто? Михалыч, ты что? Приведите врача! Ему плохо! Человеку плохо!
— …кто здесь? Кто здесь ходит? Убирайтесь! Хватит шуметь!.. Хочу туда! Хочу туда! Там лучше! Я не умер! Не умер, не умер… мне надо движение сделать… мне надо… и все! Я не умер! Уйдите! Уйдите! — Он забился в угол, скрючился, обхватив голову руками.
Врача страдающему от вынужденной трезвости Михалычу никто вызвать не сподобился, несмотря на то, что Серафима со страху побежала к самому Г.В. Начальник посмотрел на нее безразлично:
— Само пройдет, чай не смертельное заболевание. Всего лишь отравление.
— Но он может себя поранить! Навредить! А если, не дай бог, умрет? Что тогда делать?
— Хоронить. Не забудь оповестить народ, чтобы скинулись на гроб.
Г.В. уже со счета сбился, сколько раз они Михалыча в больницу переправляли из камеры. И все одно — через месяц он как штык снова был у них. Пьяный до одури, невменяемый, буйный и довольный такой жизнью. Хватит. В этот раз пусть сам выкарабкивается — либо подыхает.
Наблюдать мучения Михалыча было выше сил магини. Под конец четвертого дня, когда того стало немилосердно трясти, она сдалась — наложила заклинание. Немного не капельница, но успокаивающий эффект оказало.
Старик забылся тревожным сном, что-то бормоча, вскидываясь, грозя кому-то жалким, костистым кулачишком. Сима поднапряглась и наложила еще одно — для очистки совести. Своей, разумеется — чтобы можно было уйти с осознанием того, что она сделала все, что было в ее силах. Под воздействием второго заклинания Михалыч затих. Дыхание его выровнялось, лицо утратило трупную бледность, которую еще час назад даже грязь не могла скрыть. Хорошо бы, конечно, его в больницу, но действовать на свой страх и риск она не решилась. Слишком много проблем это повлечет за собой.
На пятые сутки Михалыч сделался совершенно невыносим — скулил, ныл, жаловался на боли везде, кроме, простите, задницы. Однако ж при этом был вполне вменяем и даже бодр. Видимо, сон помог. Или заклинания сработали. Или просто повезло.
В какой-то степени знакомство с Михалычем пошло Симе на пользу, излечив от избыточного сочувствия. Под конец их общения она сделала вывод, что помощь алкоголикам — не ее призвание. И что проще Михалыча утопить, чем наставить на путь истинный. Да, выглядит он плохо, да, ей его жалко, ведь он даже встать без посторонней помощи еще вчера не мог, но… триста всяких «но». И озвучивать их бессмысленно.