Провинциальная муза
Шрифт:
Едва освободившись от должности инспектора, г-н де ла Бодрэ явился в Париж для объяснений с прочими должниками. На этот раз он получил место референдария по министерству юстиции, титул барона и орден Почетного легиона. Продав должность референдария по министерству юстиции, барон де ла Бодрэ нанес несколько визитов последним своим должникам и снова появился в Сансере, уже в качестве чиновника по принятию прошений, а также королевского комиссара при одной анонимной компании, учрежденной в Нивернэ, с жалованьем в шесть тысяч франков, — это было уже настоящей синекурой. Таким образом, простак ла Бодрэ, казалось, сделавший с финансовой точки зрения ужасную глупость, в действительности совершил блестящую операцию, женившись на мадемуазель Пьедефер.
Благодаря мелочной расчетливости и денежному возмещению за национализированные в 1793 году имения отца, этот человек в 1827 году осуществил мечту всей своей жизни! Уплатив четыреста тысяч франков наличными и приняв на себя обязательства,
В этом беглом обзоре деловых приемов первого барона де ла Бодрэ виден весь человек целиком. Люди, знакомые с причудами провинциалов, узнают здесь страсть к земле, страсть всепоглощающую, страсть слепую, особого рода алчность, выставленную напоказ и часто ведущую к разорению вследствие недостатка равновесия между процентами по закладным и доходом с земель. Все, кто с 1802 по 1827 год насмехался над маленьким де ла Бодрэ, наблюдая, как он пешечком плетется в Сен-Тибо и занимается там делами с жадностью буржуа, живущего своими виноградниками, — все, кто не понимал его пренебрежения к милостям, доставлявшим ему должности, которые он бросал, едва успев их получить, разгадали наконец его тайну, увидав, как этот formica leo [12] ринулся на свою добычу, дождавшись минуты, когда мотовство герцогини Мофриньез привело к продаже ее великолепного поместья.
12
Муравьиный лев (лат.).
Госпожа Пьедефер переселилась к дочери. Объединенные состояния г-на де ла Бодрэ и его тещи, которая удовольствовалась пожизненной рентой в двенадцать тысяч франков, предоставив зятю имение Ла-Отуа, давали вместе солидный доход, приблизительно в пятнадцать тысяч франков.
В первые дни замужества Дина добилась перемен, сделавших дом ла Бодрэ очень приятным. Велев снести погреба, давильни и безобразные службы, она превратила громадный двор в английский сад. Позади дома — небольшой, но не лишенной своеобразия постройки с башенками и островерхой крышей — она разбила второй сад с густым кустарником, цветами и газонами, отделив его от виноградников стеной, скрытой под вьющимися растениями. Наконец в домашний быт она внесла весь тот комфорт, который позволила ей скудость средств. Чтобы не дать себя разорить юной особе, хотя бы и столь выдающейся, какой казалась Дина, ловкий г-н де ла Бодрэ догадался умолчать о деньгах, получаемых с парижских должников. Глубокая скрытность, проявляемая им в отношении дел, придавала его характеру какую-то таинственность и возвышала его в глазах жены в первые годы брака, — столько величия заключается в молчании!
Перемены, производившиеся в Ла-Бодрэ, внушили сансерцам пылкое желание увидеть новобрачную, тем более что Дина не хотела показываться в обществе и принимать гостей, пока не почувствует себя во всеоружии, не изучит местных нравов и в особенности самого молчаливого г-на ла Бодрэ. Когда же одним весенним утром 1825 года сансерцы увидели на гулянье прекрасную г-жу ла Бодрэ в синем бархатном платье, а мать ее в бархатном черном, в городе поднялся великий шум. Этот наряд утвердил превосходство молодой женщины, воспитанной в столице Берри. Принимая у себя этого беррийского феникса, сансерцы опасались сказать что-нибудь недостаточно умное и тонкое и, конечно, держали себя натянуто в присутствии г-жи де ла Бодрэ, которая навела нечто вроде паники на всех местных дам. А когда в гостиной Ла-Бодрэ их восхищенным взорам предстал ковер, выделанный под кашмирский, золоченая мебель в стиле Помпадур, штофные занавеси на окнах, а на круглом столе среди нескольких новых книг полная цветов японская ваза в виде рога изобилия; когда красавица Дина без всяких церемоний уселась за рояль и начала играть с листа, то сложившееся представление о ее превосходстве усилилось в необычайной степени. Чтобы ни в коем случае не опуститься и не поддаться дурному вкусу, Дина решила следить за модами и малейшими новинками в области предметов роскоши, поддерживая для этого деятельную переписку с Анной Гростет, своей закадычной подругой по пансиону Шамароль. Единственная дочь генерального откупщика в Бурже, Анна благодаря своему состоянию вышла замуж за третьего сына графа де Фонтэн. И вот женщины, бывая в Ла-Бодрэ, всегда чувствовали себя уязвленными первенством, которое Дина завоевала по части мод; сколько они ни старались, а
Аббат Дюре, старый сансерский священник, принадлежавший к прежнему духовенству Франции, человек светский, который не прочь был и поиграть в карты, не решаясь, однако, дать волю своей склонности в таком «либеральном» городке, как Сансер, был очень счастлив, когда появилась г-жа де ла Бодрэ, и сдружился с нею как нельзя лучше. Супрефект, некий виконт де Шаржбеф, был в восторге, что нашел в салоне г-жи де ла Бодрэ оазис, где можно было передохнуть от провинциальной жизни. Что же касается прокурора г-на де Кланьи, то восхищение красавицей Диной накрепко приковало его к Сансеру. Обуреваемый страстью судейский чиновник отказался от всякого продвижения по службе и весь отдался благоговейной любви к этому ангелу изящества и красоты. Это был рослый, сухощавый мужчина с разбойничьей физиономией, украшенной парой свирепых глаз в темных орбитах и громадными нависшими бровями; красноречие г-на де Кланьи, вполне отличное от его любви, не лишено было остроты.
Господин Гравье был низенький человечек, плотный и жирный, во времена Империи восхитительно певший романсы и обязанный этому таланту своим назначением на высокий пост главного казначея армии. Принимая участие в крупных предприятиях в Испании вместе с некоторыми видными генералами, принадлежавшими тогда к оппозиции, он сумел извлечь выгоду из их парламентских связей с министром, который, во внимание к потере г-ном Гравье должности, пообещал ему место податного инспектора в Сансере и в конце концов предоставил ему купить это место. Легковесный ум — черта людей эпохи Империи — со временем отяжелел у г-на Гравье; он не понял или не пожелал понять огромной разницы между нравами Реставрации и нравами Империи; но он считал себя много выше г-на де Кланьи, одевался с большим вкусом, следил за модой, появлялся в желтом жилете, серых панталонах и обтянутом сюртуке, шею повязывал модным шелковым галстуком, продетым в брильянтовое кольцо, тогда как прокурор не вылезал из фрака, черных панталон и жилета, нередко потертых.
Эти четыре особы первые пришли в восторг от образованности, прекрасного вкуса и остроумия Дины и объявили ее женщиной высочайшего ума. Тогда дамы решили между собой: «Госпожа де ла Бодрэ, должно быть, вволю потешается над нами…» Такое мнение, более или менее справедливое, привело к тому, что дамы стали избегать визитов в Ла-Бодрэ. Заподозренная и уличенная в педантизме на том основании, что она говорила правильным языком, Дина получила прозвище «Сафо из Сен-Сатюра». [13] Кончили тем, что стали дерзко издеваться над так называемыми «великими достоинствами» Дины. Тогда она сама сделалась врагом сансерских дам. Дошли даже до того, что вообще стали отрицать ее превосходство, впрочем весьма относительное, ибо оно только подчеркивало чужое невежество и не прощало его. Когда все горбаты, — стройная фигура кажется уродством; поэтому на Дину стали смотреть как на урода и существо опасное, и вокруг нее образовалась пустота. Удивленная тем, что, несмотря на ее предупредительность, дамы заезжают к ней очень редко и лишь на несколько минут, Дина спросила г-на де Кланьи о причине этого явления.
13
Сафо (или Сапфо) — древнегреческая поэтесса (конец VII в. — первая половина VI в. до н. э.). Большинство ее произведений относится к жанру любовной лирики.
— Вы слишком выдающаяся женщина, и другие женщины любить вас не могут, — ответил прокурор.
Господин Гравье, к которому бедная покинутая Дина обратилась с тем же вопросом, заставил бесконечно себя просить и наконец сказал:
— Но, моя красавица, вы не довольствуетесь тем, что очаровательны, вы — умница, образованная, вы много читали, вы любите поэзию, вы музыкантша, вы восхитительно владеете разговором. Женщины не прощают стольких преимуществ!..
Мужчины говорили г-ну де ла Бодрэ:
— Ваша жена выдающаяся женщина, вы должны быть очень счастливы.
И в конце концов ла Бодрэ сам стал говорить:
— Моя жена выдающаяся женщина, я очень счастлив, — и т. д.
Госпожа Пьедефер, возгордившись успехами дочери, тоже позволяла себе изрекать фразы вроде следующей:
— Моя дочь выдающаяся женщина! Она написала вчера госпоже де Фонтан то-то и то-то.
Кто знает свет, Францию, Париж, разве не согласится, что множество знаменитых репутаций создалось подобным образом?