Проводник: проклятый мир
Шрифт:
— Ох ты, еп…, - не удержался я от стона, пытаясь скрыть тот за словами. Левое плечо, которым я ударил карателя, горело огнем. Казалось, что там поселилась рота мясорубок, медленно перемалывающих в фарш кости с мышцами и сухожилиями. Если бы в тот момент рядом оказался кто-то из врагов, он мог забить меня одними щелбанами — я бы даже сдачи не дал. Друзья меня так и нашли — скорченного и тихо матерящегося под деревом, рядом с телом раздавленного карателя. Вернее, первой до меня добралась Олеся, которая
— Миша? — послышался обеспокоенный голос Олеси. — Миша, ты ранен, что с тобою?
Я еще успел подумать, что это самый «уместный» вопрос в подобной ситуации. А потом мне стало не до раздумий: девушка ухватила за поврежденное плечо и попыталась развернуть к себе лицом.
— Уааа…ать!
— Ты чего?
— Больно же. Аккуратнее надо, а если бы у меня рука оторвана была бы?
— Подожди, — тут же смягчилась Олеся, которую задел мой последний возглас, — я сейчас посмотрю.
— Осторож…
Я хотел попросить ее бережно разрезать рукав на куртке и посмотреть, что там со мною приключилось, но запнулся. И было от чего. Олеся сложила ладони вместе и опустила на мое плечо, едва касаясь того. Вокруг ее рук возникло белое свечение, которое перешло на меня. Пара минут ничего не происходило, но потом боль стала терять свою остроту, понемногу исчезая. Через пять минут ничего не напоминало о безрассудном «таране». Вот только Олеся от моего лечения сильно побледнела и покрылась испариной.
— Ты как? — обеспокоенно поинтересовался я у девушки.
— Нормально. Просто лечение много сил отнимает. Я сейчас себя чувствую, словно целый день воду ведрами таскала. Боевая магия проще дается.
— Ничего, пройдет, — успокоился я и предложил ей свою помощь.
— Давай помогу встать. А то тут еще один каратель должен бегать… мало ли что. Да и Акимыча надо забрать и идти к партизанам.
— Спохватился, — послышался в нескольких метрах от нашей парочки знакомый голос. — Да вас, пока миловались, можно было брать голыми руками.
— Акимыч?
— А то кто ж, — хмыкнул сторож и вышел из кустов с неуловимо знакомым пулеметом в руках. — Как сами?
— Нормально мы, а…
— И я в порядке, — не дал мне закончить фразу Акимыч. — И карателей поблизости нет — я все осмотрел. Ну, насколько успел. Спешил к тебе, опасался.
— За меня? Брось, что могло случиться-то…
— А что я должен был подумать, когда после взрыва гранаты послышался одиночный выстрел, а? И гранат-то ни у кого из нас не было. Что тебя подорвали и добили контуженого или раненого. Вот то-то.
— М-да, с такой позиции я не смотрел на ситуацию. Просто все случилось так быстро и… странно, что… а, ладно, хорошо же все.
— А чего странного-то? — с интересом посмотрел на меня сторож.
— Да так, — отмахнулся я, пока не готовый делиться с окружающими своими тайнами, — потом расскажу. Что там с последним карателем? Пулеметчика, смотрю, ты приговорил, раз с трофеем.
— А нет карателя, — оскалился в довольной ухмылке сторож. — Я его первой же очередью свалил. А эти вон успели спрятаться и сюда дернули, когда граната хлопнула. Ну, и я тоже…
— А что за пулемет такой чудной? Знакомое что-то, но никак не вспоминается.
— Так это же эрпэдэ. Его потом эрпэка сменил… аа-а, да ты и не знаешь. Таких пулеметов в Африке и разных братских республиках, где Союз отметился, было полно. Хороший пулемет, но тяжелый, едрена вошь.
Сторож еще что-то хотел сказать, а я послушать — мимоходом тот мог немного приподнять завесу над своей прошлой жизнью. Но тут вмешалась Олеся.
— Хватит о пулеметах, — сердито произнесла девушка и кивнула в сторону кирпичной коробки, где притихли партизаны. — Нам к ним нужно. Карателей больше нет…
— И что? — перебил ее Акимыч. — Так они и примут нас с распростертыми объятиями, ага. Или не веришь?
— Там свои!
— Вот и попробуй их убедить, что мы им свои и наоборот — они нам то же свои, — хмыкнул сторож. Потом опустил пулемет на землю, отстегнул круглую банку с выходящей из нее черной лентой и заменил на другую, которая болталась на поясе.
— А вот и попробую, — сердито притопнула ножкой девушка и сделала шаг в сторону поляны. Я и Акимыч среагировали одновременно.
— Стой, блаженная…
— Олеся, не ходи туда!
Я ухватил девушку за локоть и прижал к ближайшему стволу дерева, укрываясь за тем. Вовремя. Со стороны постройки коротко татакнул автомат. Пули пролетели в нескольких метрах правее. Рядом выматерился сторож, который распластался на земле, не забыв подтянуть к себе пулемет.
— Вот же… свои, — почти выплюнул слова Акимыч. Судя по мимолетной заминки последним словом он заменил какое-то менее цензурное, помня о присутствии Олеськи. — Так и прихлопнут заместо благодарности… а ты куды поперлась?
— А ты…
— Тише, Олеся, тише, — остановил я девушку. — Акимыч, а ты сам думай, когда что-то предложить хочешь.
— Так я ж в шутку.
— За такие шутки, — все-таки не выдержала девушка, — в зубах бывают промежутки.
— А она у тебя поэтесса, — тихонько засмеялся сторож, ни мало не обидевшись на слова моей спутницы. — И очень грозная.
— Еще раз прошу, — вмешался я в «беседу», — хватит языки чесать не по делу.
Потом отодвинулся от девушки и спрятался за соседнее дерево. И уже оттуда прокричал в сторону партизан.