Провокатор… Герой… Кто он?
Шрифт:
Под революционными знаменами выступают разбойники, заговорщики и подстрекатели. Расправиться с этой бандой можно только жестокими мерами, быстрыми и решительными действиями. Неуместны и опасны разговоры о человеколюбии и сострадании. Что бы сохранить здоровый народ, необходимо уничтожать злодеев – они нарушают моральное здоровье общества. Террористы – люди с тупым воображением, их легко подкрутить на…
Ограниченные люди не всегда способны увидеть, понять факты. Они не в состоянии дотянуться до сути явления и принять его. Не могут понять, что общественная жизнь является стихийным процессом и опирается на условия жизни, свойства
Товарищи по борьбе видят, что Дмитрий мотается. Старается повсюду успеть! Дмитрий заболел в результате сильного переутомления нервного. За три недели врачи и природа выходили беспомощного.
Пришло сообщение: Богров арестован возле Владимирского собора. Иуда Гроссман-Рощин срочно выбирается из Киева. Едет в Умань. Выезжает в Варшаву. Беспрепятственно пересекает границу, попадает в Берлин.
Широко расходятся слухи о связи Богрова с киевской «охранкой». Нет никакого документального подтверждения, что Богров является провокатором. Распространяют дезинформацию лица, не вызывающие доверия.
Богров – провокатор?! Кого он предал? Где доказательства? Обвинители талдычат: провокатор! Дмитрий расстроен, обижен: товарищи не оказывают доверия.
В Киеве происходит общественный переполох. Творится непонятное, плодятся слухи. Многие обыватели встревожены происходящим, спрашивают:
– По какой причине повсюду рыщут полицейские? Производят тщательные осмотры, повальные обыски, административные аресты…
– Как же… Приняты чрезвычайные меры охраны: к нам пожалует сам государь!
– Тогда все ясно! А он когда?
– В конце месяца…
– Этого? Августа?
– Да…
– А в чем дело? По какой причине?
– Ведь торжества…
– Да, упустил из вида. Так чего они рано задвигались?
– В несколько приемов. Не просто сразу выудить и арестовать всех подозрительных! Кого сразу вышлют. На время торжеств изолируют.
– Полиции-то, полиции!
– Конечно, со всей России стянули резервы: из Петербурга, Москвы, Риги, Харькова, Варшавы… Даже из Сибири и Кавказа прислали охранников: таким образом усилили наружную и охранную полицию. Прибыли отряды городовых, околоточных надзирателей, филеры… Этими совместными силами беспрерывно проверяют квартиры. Не только в центре города: сплошь прочесывают окраины. За всеми прибывающими производят беспрерывное наблюдение. В гостиницах заведен специальных учет, сведения ежедневно сдают в охранное отделение. Так что все на мази!
– Дай-то Б-г, чтобы все гладко обошлось.
– А как же иначе, ведь стянута такая силища!
Многие судачат о предстоящем визите государя и намеченных маневрах. Замечают все постороннее. Большинство людей такого калибра: теряются между подробностями, деталями, не видят главного звена в цепи жизни.
Кандыба решил все поставить на свои места: он любит, когда всюду установлен порядок, хотя сам в душе анархист. Требовать привык и с других.
– Военные маневры… Гм! Их специально приспособили к моменту… Главная цель торжеств – открытие памятника Александру II, Царю-освободителю. У нас уже стоит памятник Рюриковичу – Владимиру Святому, будет еще Романову. Да, что я говорю, одному Романову у нас уже поставили, увековечили!
– А с трехсотлетием их дома разве все это не связано? – Бурко не скрывает уверенность: разбирается-то он хорошо в тонкостях политической игры.
– Рановато… Ведь еще два года жить-дожидаться, – заметил Кандыба, больше из желания самоутвердиться, выставить точку зрения противоположную. Так оно и есть!
– Ну и что? В начале прошлого века двухсотлетие не удалось отметить должным образом, помешал Наполеон. И Петру было не до юбилеев: шла война со Швецией.
– Рано все же… Начинать…
– Прицел ясен: триумфально проследовать на виду у всей Европы, провести торжества по всей России.
– Об этом пока что не стоит говорить, всего лишь догадки.
– Но догадки обоснованные! – Но вот он начал петь арию из другой оперы: – Из царствующих домов больше всего повезло Габсбургам: они пятьсот пятьдесят три года владели Священной империей германской нации, правили Испанией сто восемьдесят четыре года, а позже Австрийской империей, а теперь Австро-Венгрией уже сто семь лет.
– Это Габсбурги…
– Валуа владели Францией двести шестьдесят один год, Бурбоны – двести двадцать один год…
– У нас всех грубиянов и хамов называют бурбонами, – в разговор вмешался тип со вздернутым носом и узким лбом.
– Они же двести пять лет держались у власти в Испании и сто семнадцать лет в Неаполитанском королевстве.
– Еще кого?
– Стюарты в Шотландии: двести тридцать два года, а затем в Великобритании – ровно сто лет. Тюдоры там же – сто восемнадцать лет…
– Так что Романовым нечего краснеть, они свое взяли.
– Да, во всей Европе ныне нет более значительной, уважаемой семьи, которой столь же ярко светило будущее. – Опять этот тип. Хорошо, что он монархист, если его слова искренни.
– Прелюбопытнейшая статистика!
Дмитрий подавлен. Он механически смотрит на сцену. Слушает, но почти не слышит музыку, речитатив. Он тяготится театральным представлением – удивительное для него состояние. Вечно страстный театрал! Прежде подобного с ним не случалось: еле хватило выдержки, чтобы дождался антракта! Решает пройтись в фойе: разомнет занемевшие ноги и успокоится. Он резко выделяется в театральной толпе. Ввиду жаркого времени почти вся публика в светлых одеждах, только военные в парадной форме цвета хаки. Богров во фраке выглядит черным пятном.
Во втором антракте Столыпин стоит у рампы, против прохода, в первом ряду. Лицом к залу! Разговаривает с подходящими к нему лицами. Возле него находится Фредерикс, министр императорского двора, а по другую сторону стоит военный министр Сухомлинов.
На беду на пути Дмитрия оказывается Кулябко. Манит пальцем: милок, подойди! Аленский вынужден исполнить. «Что, как?» Сразу видно: сильно нервничает начальник охранного отделения, еле сдерживается. Опасается: Николай Яковлевич может воспользоваться наступившей темнотой и улизнуть от наблюдения. Даже не дослушав до конца разъяснения, предлагает Алейскому срочно вернуться домой, ни на шаг не отлучаться от «гостя».