Proxy bellum
Шрифт:
— Ну и хорошо. Это неплохой вариант. Могло быть и хуже. Ты, кстати, учился не пошел?
— Так… — растерялся Семен, не зная, что ответить.
— Ты разве не понял, отчего тебя не трогают?
— Нет.
— Думают, что я держу это дело на карандаше. Опасаются. Так что — самое время учится. И пытаться, пользуясь такими мыслями, развиваться. По карьере идти. Али не хочешь стать мастером или бригадиром?
— Как же не хочу? Только совсем дурень того не желает.
— Вот и иди учись. По профилю. По вечерам. Всяко лучше, чем киснуть, как ты говоришь.
— Я… даже не знаю…
—
— Да я не так уж и много знаю.
— В курилке — вся светская жизнь завода. Али ты того не ведал? Или не ходишь туда?
— Ну…
И Семен Иванов начал потихоньку повествовать. Сбивчиво. Неловко. Прыгая с темы на тему. И больше говоря не о глобальных вещах, а о мелочах. Обычных жизненных трудностях.
Кто с чем сталкивается.
Кто как это решает.
И так далее.
А Михаил Васильевич сидел и на ус мотал. Иногда делая пометки у себя в блокнотике. Так как именно это ему и требовалось.
Он очень хорошо знал, что в конце 1950-х годов, когда Хрущев затеял реформу Совнархозов, вскрылась одна грустная вещь. Оказалось, что Госплан планировал к строительству что-то свое и строго под нужды верховного правительства. С интересами же народа это «что-то» соотносилось очень относительно. На местах же, получив власть самостоятельно решать, что, где и когда строить, бросились возводить жилые дома, магазины и прочие объекты бытовой инфраструктуры. Наплевав на всякие указивки сверху. Благо, что теперь было можно.
Понятно, что кроме вполне объективного социального заказа было и стремление к укреплению национальных элит на местах. Но это совсем не исключало того факта, что Госплан играл в слепого и глухого акына. И планировал сферического коня в вакууме ради достижения им светлого будущего. Желательно завтра. А народ? Какой народ?
Фрунзе только диву давался степени невменяемости и низкой проработанности планов, которые ему как генсеку регулярно подавали на рассмотрение. Ведь Госплан в этом варианте истории никуда не делся. У него правда функции несколько изменились. И вместо создания детального плана, он прорабатывал стратегию развития. Рекомендательного характера. Однако он был.
И кроме такой стратегии занимался разработкой инвестиционных программ. Например, по освоению какого-то месторождения. Сколько-чего надо. По производству — да — все относительно нормально. А вот по быту работников — беда. Словно и нет там этих людей. Словно вместо людей там юниты какие-то из какой-то компьютерной стратегии. Которые нуждаются в минимальном… всем минимальном. Иной раз казалось, что не под людей планировали, а под осликов или коров.
Он их за это жестко Госплан критиковал.
Тот потихоньку развивался.
Учился.
Рос над собой.
С каждым разом создавая все более и более продуманные проекты. Но в какой-то момент генсек поймал себя
Проверка показала — так и есть.
Но ругать их было не за что. Никакого внятного и объективного механизма и тем более механизмов для выполнения такой работы у них не имелось. Да, существовала традиция жалоб и обращений. Но это лишь капля в море, причем капля с одного из края моря проблем.
Его убеждали в том, что в целом — нормально все. Что если люди не жалуются, значит все нормально.
Порочный путь.
Опасный путь.
Ведь не обо всем можно говорить в публичном поле. Хватало и стыдных или табуированных тем, которые никуда при этом не деваются. И если ими не заниматься, то начинают нарывать. Вот Фрунзе и захотел самому пощупать ситуацию. Отправившись в небольшое турне по простым людям.
Так-то вылазки в город под гримом он уже не делал. Уже больше года. Слишком опасно. Ограничившись внезапной проверкой объектов. Но это же не то. Это другой уровень контроля. Не низовой. И понять, насколько адекватна внутренняя политика потребностям людей, с помощью таких поездок, не удастся. Вот и пришлось ездить по отдельным персонажам для приватных бесед…
— Ты ведь мне в тот раз сильно помог.
— Я?
— Конечно. Ты. — кивнул Фрунзе, — принимая чашку чая, заваренную Семеном. — Человек слаб. При всем желании все знать и видеть не может. Оттого и человек, а не Бог. И вопрос жилья рабочих меня, как наркома обороны не то, чтобы не интересовал… нет… я о таких вещах даже и не думал. Мне было намного важнее, чтобы на военных заводах производство поднималось. Чтобы технология соблюдалась. Чтобы качество росло, а издержки падали. Ну и так далее. Совсем иной пласт интересов. А ты, задав правильный вопрос, заставил задуматься. Ведь от того, как люди живут, зависит и качество их труда.
Семен Иванов даже не нашелся что и ответить. Его слова генсека удивили до крайности. Это ведь что получалось? Неужели из-за одной его жалобы началось массовое жилищное строительство? Неужели даже один голос может так много, поданные в нужное время в нужном месте?
— Внезапно оказалось, — продолжал Фрунзе, — что те, кто должны были отвечать за этот вопрос, делали это не должным образом. Не бездельничали. Нет. Они просто специально стремились к тому, чтобы люди у друга на головах жили. Чтобы своего жилья у людей не было. И имущества, чтобы у них не имелось. И вообще все что можно перевести в класс общего… общественного. Их послушать — то даже жен и детей.
— Неужто?
— Увы… дурь. Сам понимаешь. Куда это годится? Но они именно так видели цели революции. Даже несмотря на то, что рабочие, интересы которых эти безумцы должны были представлять, желали совсем иного. Вот, утонув в своих навязчивых идеях, эти вредители и трудились не покладая рук. Ломая нам с вами всю жизнь. А остальные чиновники сидели на своих местах и видели только свои задачи. У них ведь своя работа. И… так бы мы досиделись до полной ручки, загнав трудовой народ стоя в совершенно изуверское состояние. Так что — благодарю.