Proxy bellum
Шрифт:
— Вряд ли. Мы проверяли. Скорее какие-то бытовые нюансы или еще какие-то второстепенные детали, на которые мы не обращаем внимания.
— А местных удается вербовать?
— Китайцы охотно сотрудничают. Но им не доверяют японцы. И они мало что могут узнать. А корейцы — там все непросто. Пока основные сведения поступают от авиаразведки. Но японцы не англичане с французами и очень неплохо маскируются. Стараются во всяком случае.
— Каковы перспективы кампании? Туда потребуется выделять дополнительные силы?
— Разве что авиацию и
— А линейные ударные части?
— Мы не выстраиваем стратегии от лобового противостояния. Поэтому в них особой нужды нет. В дополнительных.
— Это пока мы не ведем пограничные бои. А потом?
— Потом тоже. У японцев сильно растянуты коммуникации. Что на том театре военных действий очень критично. И нет подвижных соединений для купирования маневренных ударов.
— А штурм городов?
— Там мало капитальных строений. Поэтому авиация, особенно если удастся задействовать дирижабли массово, закроют этот вопрос. Я не думаю, что в тех условиях штурмовые действия оправданы. Японцы не французы. У них довольно высок градус фатализма и наблюдается склонность к ближнему бою. Это может увеличить потери. Вплоть до совершенно неприличных. Разве что штурмовиков туда можно перебросить, как они освободятся… если освободятся…
— Ладно. А как общественное мнение реагирует в Японии на это все? Или по этому вопросу тоже нет сведений.
— Есть. Болезненно. Очень болезненно. Газеты полны желчи и злобы. Общественная дискуссия почти постоянно выходит за рамки приличия.
— Вы об этом судите только по газетам?
— В самой Японии у нас есть небольшая агентурная сеть. И мы знаем настроения простого населения, которые кто-то целенаправленно подогревает.
— Англичане?
— Скорее всего кто-то из внутренних игроков. Но кто стоит за ними — не ясно. На строительстве нового линкора сейчас забастовка. Да и вообще — оппозиционные правительству силы во всю пользуются ситуацией. Выдавая себя за истинных слуг Императора.
— Военное лобби?
— Оно среди прочих. Но, я не думаю, что там только они одни. Слишком слабы, чтобы на такое пойти. Их же уже больше двадцати лет держат на голодном пайке.
Часть 2. Глава 10
1931, август, 2. Афины. Руины Акрополя
— И зачем мы сюда пришли? — спросил английский посол у Ататюрка.
— Последнее время я увлечен древним наследием.
— Ищите предков тюркского народа в эллинских руинах? — попытался его задеть собеседник.
— Меня интересует византийское наследие.
— Византийское? Это… неожиданно. Никогда даже не слышал, что вас оно интересует.
— Оно и не интересовало меня до тех пор, пока я не пообщался в Крыму с этим хитрым византийцем. Вот и встревожился. Сон потерял. Аппетит. Пытаюсь понять, чего от него ожидать на самом деле, а в чем он… скажем так, играет.
— Вы имеете в виду Фрунзе?
— Да.
— Но он же румын, а не византиец.
— Молдаванин, да и то наполовину.
— А есть отличие? Румын… молдаванин…
— Румыны — это сборная солянка из венгров, немцев, сербов, цыган и бог знает кого еще под номинальным господством родственных молдаванам валахов. Химера. А молдаване — это молдаване. В той или иной форме их самобытной государственности около тысячи лет. Пусть даже по большей части проведенной в зависимой форме. Называть молдаван румынами тоже самое, что англичан ирландцами.
— Мне говорили, что все не так.
— Вас обманывали. К тому же, дело не в национальности Фрунзе, а в его духе… в его воспитании… в его мировоззрении. В Византии жило и добивалось великого много разных народов. Те же армяне. Хотя, казало бы, где эллины или ромейцы, и где армяне? Византиец — это не национальность.
— Спасибо за экскурс в историю, — с нескрываемым сарказмом в голосе произнес английский посол. — Но почему мы с вами тут? — махнул он рукой, указывая на окружающие их руины. — Вспоминать о былом можно и в более удобных местах.
— Потому что стенограммы наших предыдущих встреч оказывались на столе у Фрунзе.
— Что?!
— Вы не расслышали? Повторить?
— Расслышал. Но… как?
— Какие-то технические ухищрения. Только сильный фоновый шум защищает от подслушивания. И удаленность от людей. Ветер тут вполне подходящий для этого. Сами видите — даже разговаривать сложно.
Посол затравленно оглянулся, выискивая советских шпионов...
— А почему византиец? — наконец спросил он. — Почему именно византиец? Венецианцы тоже отличались хитростью и ловкостью. Да и про нас такое говорят.
— Потому что все хитры по-разному, по-своему. И я, как и мои советники, видим в стиле его работы именно византийский подход. Ранний. Чем-то напоминающий Юстиниана.
— Юстиниан? Эка вы хватили! Обычно его сравнивают с Бисмарком.
— Бисмарк для Фрунзе излишне прямолинеен и слишком неповоротлив в делах тайных операций. А он их и любит, и ценит, и активно использует. Например, вы применили против него журналистов, постаравшись сформировать нужное общественное мнение. Лживое. И что же? Все ваши исполнители убиты.
— Это слухи.
— Это факт! — с нажимом произнес Ататюрк. — Моя разведка проверила и подтвердила факт смерти всех журналистов, которые участвовали в травле Союза во время Польской кампании.
— Многие из них погибли сами. Это случайность.
— Да что вы говорите? — усмехнулся лидер Турции. — Какое удобное совпадение, не так ли? Как вовремя. Как выборочно.
— Мы уверены, в том, что это просто совпадение.
— А мы уверены, что нет. И журналисты тоже. Особенно учитывая тот факт, что Фрунзе предлагал отдать их ему на расправу или осудить самостоятельно.