Пройти сквозь стены. Автобиография
Шрифт:
Похороны были в одиннадцать утра, снова шел дождь, иногда прекращаясь. Странная была погода – солнце могло выглянуть на несколько секунд и тут же исчезнуть. Когда я пришла домой, опять лил дождь. Было пять вечера, я, уставшая от долгого дня, лежала на кровати. Я закрыла глаза, а когда открыла, увидела Сребренку так ясно, как день, сидящую на моей кровати, триумфально улыбающуюся, будто говорящую: «Я наконец сделала это».
Я испугалась, вскочила, включила свет. Сребренка исчезла. Но следующие несколько дней, каждый раз идя по коридору, до того как включить свет, я чувствовала легкое прикосновение руки. Потом это прошло.
Я не знала тогда и не знаю теперь, кто или что создает этот невидимый мир, но я точно
Мне стало некомфортно в той комнате в Загребе. Однажды, вскоре после смерти Сребренки, была буря, оконное стекло разбилось и упало на мою кровать, я была в такой депрессии, настолько потеряна, что даже не стала убирать осколки с простыней. Я просто легла и уснула глубоким сном, а когда проснулась, оказалась в крови. Пора было возвращаться в Белград.
В конце концов тайная полиция с женами покинули свое здание, и мы получили свой студенческий культурный центр – СКЦ. Центр возглавила невероятная женщина Дуня Блажевич. Дуня была историком искусства, а ее отец был главой хорватского парламента, что давало ей возможность ездить по всему миру и изучать искусство. Она в полной мере воспользовалась этим и действительно занималась центром, была предельно открытой и информированной. Прямо перед открытием центра Дуня посетила первую Документу, выставку авангардного искусства под эгидой великолепного куратора Харальда Зеемана [1] . Зееман повысил престиж концептуального и перформативного искусства. Дуня взяла от этого все, что могла. Вернувшись в Белград, она была вдохновлена и взбудоражена и предложила сделать первую выставку СКЦ, которую она назвала «Дрангулариум» – дословно, пространство для маленьких вещей.
1
На самом деле, первая «Документа» прошла в 1955 году и курировалась ее основателем художником Арнольдом Боде. Харальд Зееман выступил куратором «Документа 5», прошедшей в 1972 году, которую, скорее всего, и посетила Дуня Блажевич. (Прим, пер.)
Идея была в том, чтобы дать возможность художникам выставить обыденные вещи, которые имели для них значение, а не произведения искусства – эта идея была вдохновлена итальянским Арте Повера. К участию были приглашены около тридцати художников, включая меня.
Это была великолепная выставка. Гера, парень из нашего кружка шестерых, выставил старую зеленую простыню с дырками, которую использовал в студии. Вместо того чтобы быть значимой, написал он в каталоге, это была самая малозначительная вещь, которая могла прийти ему на ум. Моя подруга Евгения принесла дверь в свою студию – «практический объект, с которым я контактирую каждый день посредством дверной ручки», написала она. Раша, другой парень из моего кружка, привел в галерею свою красавицу девушку и посадил ее на стул рядом с голубой прикроватной тумбочкой, на которой стояла бутылка. «У меня нет рациональных объяснений того, что я выставил, – написал он. – Я не хочу, чтобы их интерпретировали в качестве символов». Но нам он свой выбор объяснил: «Я всегда занимаюсь сексом со своей девушкой перед тем, как начать работу».
Мой экспонат был связан с облачными картинами, которыми я занималась. Я принесла арахис в скорлупе и приколола его булавкой к стене. Орех выделялся над поверхностью стены настолько, чтобы создать небольшую тень. Я назвала эту работу «Облако со своей тенью». Как только я увидела тень, я поняла, что двумерное искусство для меня действительно в прошлом – эта работа открыла для меня новое измерение. Эта выставка открыла новые миры для многих.
Когда я была в Загребе, я ходила к известному ясновидцу. Он был русским евреем и мог предсказывать будущее по кофейной гуще. Чтобы попасть к нему, нужно было встать на лист ожидания и ждать шесть месяцев, но я все равно хотела к нему попасть, потому что слышала много рассказов о нем и потому что хотела узнать свою судьбу. В итоге, кто-то отменил свой визит или что-то в этом роде, и я смогла с ним встретиться.
Встреча была назначена на шесть утра. Более того, жил он в новой части Загреба, и мне пришлось добираться до него тремя автобусами. В конце концов, я добралась до его квартиры, позвонила, и он открыл дверь. Это был очень высокий худой пожилой человек за пятьдесят или шестьдесят. Я была так молода, что любой человек старше сорока пяти казался мне пожилым. В тишине он отвел меня к столу и налил две чаши кофе по-турецки.
Я выпила свой кофе, он забрал у меня остатки и смешал с кофейной гущей в своей чашке. На столе лежала русская газета. Он перевернул чашку на газету, и мы стали ждать в тишине. Потом он взял чашку и начал рассматривать оставшуюся гущу, затем откинулся на стуле и закатил глаза так, что видны были только белки.
Это было то еще зрелище – достаточно пугающее. И вот, сидя так, закатив глаза, он многое мне поведал. Он сказал, что успеха я достигну только ближе к старости, что я буду жить на берегу большого океана и что уеду из Белграда. Он сказал, что сначала я отправлюсь в страну, которая будет важна в начале моей карьеры, что потом я получу неожиданное приглашение из Белграда, и что мне предложат работу, на которую мне стоит согласиться. Он сказал, что один человек очень сильно поможет мне, что у этого человека случится ужасная трагедия в жизни, и что звать его будут Борис. Он сказал, что мне нужно искать мужчину, который будет любить меня больше, чем я его, и лишь тогда я обрету счастье. Но также он сказал, что самый большой успех придет ко мне, когда я буду одна, потому что мужчины будут чинить мне препятствия по жизни.
Пару лет спустя, после поездки на Эдинбургский фестиваль, мою первую поездку за пределы Югославии в качестве художницы, я оказалась в Лондоне, делая черную работу, и сильно нуждалась в деньгах. Однажды мне позвонила мать и сказала, что она подалась от моего имени на позицию преподавателя в академии в Нови Сад. В обычной ситуации я бы отказалась – я всегда сопротивлялась в те годы, пытаясь избавиться от ее влияния, – но на этот раз я была приперта к стенке. Мать сообщила, что на эту позицию рассматривается несколько кандидатур, я была в шорт-листе, и мне необходимо приехать на интервью.
Даница обеспечила меня билетом, и я прилетела в Югославию. Я прилетела сначала в Загреб, где сделала пересадку, и после короткого перелета оказалась в Белграде. Самолет Загреб – Белград был практически пустым. Я нервничала от перелетов и много курила тогда, поэтому села в салон для курящих. Я достала сигарету и вдруг поняла, что у меня нет зажигалки. Неожиданно появился человек и зажег мою сигарету. (Я тогда держала сигарету большим и указательным пальцами, ладонью вверх – очень изощренный способ.)
Мужчина сел рядом со мной, и мы разговорились, сначала просто болтали ни о чем. Я рассказала, что летела из Лондона на встречу в Белграде. Он сказал, что тоже летит на встречу в Белграде. Он сказал что-то еще, и я поняла, что он был членом комиссии, принимавшей решение в отношении кандидатов на позицию, на которую я претендовала. В голове промелькнули воспоминания о встрече с ясновидцем. Он зажег еще одну сигарету для меня, и я сказала: «Спасибо, Борис».
Мы не сообщили друг другу своих имен, и после моих слов он мгновенно побелел. «Откуда вы знаете мое имя?», – спросил он.