Проза. Статьи. Письма
Шрифт:
Сержант знал, что времени у него немного. Но, может быть, еще один танк он успеет свалить, прежде чем вместе со своим ослепшим орудием взлетит на воздух. О том, что это страшно или обидно, мысли не было. Он успел кое-что сделать. Это совсем не то, что получить осколок в спину, когда лежишь в щели и сдаешься на милость случая.
Новый, девятый по счету выстрел — танк, шедший по прямой на орудие, не подбросило вверх, но он вдруг закружился на одной гусенице, сделал почти полный разворот и остановился — явно не по своей воле.
Задорожный посмотрел вправо и схватился за гранату,
Граната была привязана к поясному ремню шпагатной бичевкой. Потные, дрожащие пальцы смертельно усталого человека не находили узелка. Рванул — бичевка оказалась слишком прочной. Автоматчики уже привстали, держа свои черные металлические «машинки» наготове — ложем к животу. Рука сержанта скользнула к пряжке поясного ремня, он быстро расстегнул ремень и вместе с ним бросил гранату в автоматчиков.
Танки, развернувшись, уходили. Напоследок они дали несколько выстрелов. Один из них оглушил сержанта.
Когда наши подоспели к орудию, они увидели далеко на горизонте уходящие на полном газу немецкие танки. Четыре машины остались на подступах к батарее. Вправо от первого орудия лежали три трупа автоматчиков. У орудия враспояску лежал без сознания сержант Задорожный. Вскоре он пришел в себя. Оба ранения были незначительные, сержант остался в строю.
Август 1941
КОМАНДИР БАТАРЕИ РАГОЗЯН
Командир батареи Рагозин поднялся по узкой скрипучей лесенке на последнюю площадку колокольни. Балки, на которых когда-то висели колокола, были над самой головой, площадка — только-только повернуться, но зато во все четыре стороны можно просматривать местность на 15–20 километров.
— Ну, как там, товарищ младший лейтенант? — донеслось снизу.
— Превосходно.
Рагозян установил наблюдательный пункт батареи на колокольне. Можно было усомниться в разумности этого: слишком приметная штука колокольня. Но Рагозян учел именно это. Противнику до поры не придет в голову, что наш наблюдатель сидит на колокольне, которая видна издалека и может быть легко пристреляна.
Батарея расположилась внизу, за оградой. Огонь, который она вела в течение четырех дней, отличался исключительной меткостью. Заметив колонну противника, Рагозян позволил ей подтянуться поближе, и тотчас батарея накрывала ее уничтожающим беглым огнем. Разгадав местоположение огневой позиции немцев, он неторопливо определял ориентиры и подавал точную команду. Корректировать также было очень удобно. Он добивался того, что черные столбы разрывов вздымались именно там, где он хотел их видеть.
Противник наконец догадался, что с открытой всем ветрам сельской колоколенки его видят и облюбовывают лучшие мишени из скоплений войск, машин, пушек. Обстрел колокольни был исключительно злой. Днем и ночью немцы посылали сюда снаряды разных калибров. Колокольня вздрагивала и покачивалась от близких разрывов, но оставалась невредимой. Рагозян оставался наверху. Огневую позицию батареи пришлось сменить, но наблюдательный пункт был все тот же. Огонь батареи Рагозяна причинял врагу час от часу все больший ущерб и потери.
На третий день над
На четвертый день колокольню бомбардировали уже девять вражеских самолетов. Сброшено было множество больших и малых бомб, но наблюдательный пункт командира замечательной батареи уцелел.
Рагозян был на колокольне. Он спустился вниз только тогда, когда пришел приказ о передвижении всей части на новые позиции. Это было в конце четвертого дня.
Август 1941
СЕРЖАНТ ИВАН АКИМОВ
Артиллерийский мастер сержант Иван Акимов пришел на фронт с медалью «За боевые заслуги» Он получил ее зимой сорокового года на Карельском перешейке.
Этого человека политрук батареи Климов хорошо узнал и оценил в один из трудных моментов боя. Гаубица могла достаться врагу из-за дышла, которое сломалось на крутом развороте. Нужно было, не теряя ни секунды, заменить дышло. А обстановка была такая, что кое-кто попросту растерялся. Впервые попавший под огонь шофер одной машины выкрикнул первое, что ему пришло в голову:
— Ребята, — пехота. Окружают. — Машина его увязла на дороге. Политрук с Акимовым предложили было ему помощь, но парень уже был далеко от машины. Если бы он видел, что делали на том же месте, под тем самым огнем Климов с Акимовым, он, может быть, на всю жизнь устыдился бы своей трусости.
Где взять новое дышло?
— Руби березу, — скомандовал Климов. В несколько минут сержант свалил дерево, очистил от сучьев, обрубил по нужной мерке, и новое дышло оставалось только укрепить на месте старого. При этом с виду сержант был спокоен, не суетился, не делал лишних движений. Как будто занимался человек мирным плотничьим делом в глубоком тылу, вдалеке от разрывов снарядов и мин. Он умел держаться, опыт финляндской войны не прошел для него даром.
Акимова назначили командиром орудия. Ничем не выделявшееся прежде, оно сразу точно переменилось. Быстрота и меткость его огня стали образцом с первого же дня. Акимов поставил себе задачу, которую кратко можно было бы выразить словами: огонь невзирая на огонь.
Под любым огнем противника Акимов находился у орудия. Если опасность бывала слишком велика, он оставлял из расчета только двоих: наводчика и правильного. И непрерывный ответный огонь нередко заставлял умолкать немецкие пушки и минометы.
Акимов приучил свой расчет укрываться только у самого орудия, чтобы не пропадала ни одна минута. Трое ведут огонь, трое всегда наготове сменить их.
Примерный командир орудия, сержант Акимов не забыл, что он, кроме того, артиллерийский мастер — человек, без которого не обойтись. Заметив какую-либо неполадку у соседнего орудия, он бежал туда и умелой рукой устранял ее.
Много добрых слов было сказано о нем бойцами батареи, когда они узнали о ранении в одном из жарких боев своего любимца — мастера, сержанта Ивана Акимова.